Амин Маалуф - Врата Леванта

Когда я ближе к вечеру вернулся, радость его еще не угасла. И спросил он меня: «На чем мы остановились?», полагаю, вовсе не потому, что утерял нить рассказа, а чтобы услышать мой ответ:

— Она сказала вам «да»!

Затем я снял с ручки колпачок и открыл новый блокнот, как делал это каждый раз в начале трех предыдущих сеансов. Я написал «Вечер пятницы» на первой странице, прежде чем перевернуть ее. Мои собеседник между тем, казалось, все еще пытался подыскать слова.

— Могу ли я попросить вас не сразу записывать?

Я надел на ручку колпачок. И стал ждать. Довольно долго. Когда он заговорил, голос его прозвучал словно бы издалека:

— Мы с Кларой обнялись.

Могу поклясться, что он покраснел, делая это признание. Сам я тоже потупился. Подобная откровенность давалась ему нелегко. Совершив это усилие над собой, он вновь стал мерить шагами комнату, двигаясь очень медленно и не произнося ни единого слова. Потом, как если бы завершил восхитительную прогулку по своей душе и внезапно вновь ощутил мое присутствие, сказал мне, выставив вперед ладонь:

— Вот так!

Мне кажется, я понял его: он хотел сказать, что с этой очень личной главой покончено. Тогда я привычным жестом разгладил страницы блокнота и приготовился вновь записывать под диктовку. Но руку мою удержало некое сомнение. Блеск его глаз подсказывал мне, что он еще не вполне вернулся из своего душевного паломничества. И я нарочито медленно положил ручку во внутренний карман пиджака. Закрыл также и блокнот, потом скрестил руки на груди. Собеседник мой улыбнулся. Расслабил ворот рубашки. Я же не сводил глаз с его адамова яблока.

Мне кажется, воспоминание об этой странице своей жизни помогло ему сбросить груз лет и полностью раскрыться.

Как рассказать об этих признаниях, не предавая его? О, конечно же, он ни в чем не погрешил против строжайших правил левантийского целомудрия. Но я не простил бы себе, если бы повторил те слова, которые не посмел записать в его присутствии. Более извинительным представляется мне обрисовать эту историю в самых общих чертах.

Он проводил Клару в гостиницу «Пальмира», где она снимала комнату, как и во время предыдущей встречи. Они миновали то место, где она запечатлела поцелуй на его изумленных губах. В этот раз никого на горизонте не было. И тогда Оссиан вернул ей поцелуй. Такой же точно — словно птица клюнула. Потом они стали подниматься по лестнице, держась за руки и неотрывно глядя друг на друга.

В ее номере на четвертом этаже было большое окно, откуда видны были слева корабли в порту, а справа — береговая линия и морская гладь. Она открыла его. Вместе с городским шумом в комнату проник теплый ветерок. Их влажные руки доверчиво соприкасались, их глаза были закрыты от робости и восторга.

Пока он говорил, я наблюдал за ним, поскольку ничего не записывал. Я уже обратил внимание на то, какой он стройный и высокий, но сейчас мне показалось, будто вся его фигура устремилась вверх — ноги, руки, грудь и особенно шея, которая вдруг как-то смешно удлинилась по сравнению с его по-детски маленькой и белой головой. Быть может, именно поэтому он имел привычку постоянно клонить ее набок. Здесь, передо мной, как некогда на фотографии в моем учебнике по истории…

Он же, не замечая моего пристального взгляда, продолжал свой путь, не выпуская руки возлюбленной.

— Вечером мы отправились на прогулку по горной тропинке к бухте Сен-Жорж, и говорили мы о женитьбе.

Да, в тот же вечер, зачем нам было ждать? Счастье вложило в наши ладони столь крепкую нить, что следовало сжать пальцы в кулак и держать ее как можно крепче. И никакому случаю нельзя было доверять заботу о будущих наших встречах.

Мы оба жаждали и твердо намеревались прожить вместе каждое предстоящее нам мгновение. До конца жизни. Если возникнут препятствия, они будут сметены. И нам казалось, что нет для нас ничего непреодолимого. Нужно принять определенные решения, нужно сделать определенный выбор. Прежде всего, речь шла о самой женитьбе. В Бейруте гражданского брака не существовало. А религиозного мы не хотели. У нас не было желания соединить наши судьбы при помощи лжи. Мы оба — и она, и я — не слишком высоко ставили господствующие здесь религии, так зачем нам было притворяться?

К тому же какую религию выбрать для совершения брачного обряда? Ее или мою? Любое решение создавало проблем куда больше, чем улаживало! Нет, у меня возникла идея получше: Жак Липовые Бумаги.