Федор Полканов - Рабочая гипотеза.

И, отвернувшись, он начал копаться в моторе. Раиса молчала, силясь припомнить, где и когда она его видела. Однако на ум ничего не шло.

– Откуда вы меня знаете?

– Энск город не слишком большой. Готово! – И он закрыл крышку, стал вытирать руки поданной Раисой тряпкой.

– Скажите хоть, кому я обязана спасеньем?

– Игорь Волкович. Не слышали?

– Не приходилось.

– Это ничего. Теперь на правах старого знакомого я заскочу к вам как-нибудь вечером. Люблю машины и с удовольствием проделал бы вашему коняшке кое-какую профилактику. Не возражаете? До встречи!

Волкович пошел к «Москвичу», а Раиса крикнула вслед:

– Постойте! А адрес?

– Найду.

Он дал газ, и «Москвича» поглотила тьма.

– Кто такой Волкович? – спросила она в Энске у соседки по квартире.

– Игорь Петрович? Неужели не знаете? Инженер. Раньше жил через дом от нас. Теперь дали комнату в новом доме. А что?

– Да так…

А через два дня пришел Волкович.

– Не ожидали?

– Напротив. Вы производите впечатление человека слова.

Держался он удивительно просто. Сразу шагнул к книжному шкафу.

– «Радиобиология»! Ух ты, страсти-мордасти!.. «Что такое лучевой синдром?» А это? «Атомная опасность». Мы привыкли видеть в атомах будущее человечества, а вы нас пугаете.

– Не пугаем, а защищаем. Хотим, чтобы будущее было совсем светлым.

– Ну да, конечно… Я именно так вас себе и представлял: маленькая женщина, с риском для жизни делающая свое дело на благо стране и людям.

– Не говорите комплиментов, вам это совсем не идет. А что касается риска, какой же тут риск? Не больше, чем во многих специальностях. Можно ведь у вас на заводе сунуть руку в какую-нибудь машину?

– Можно и голову, но это не обязательно.

– Точно так и у нас.

– Но все же бывает?

– Редко. Год назад облучилась жена одного моего знакомого. Разумеется, сама виновата.

– Вот видите! Ну и как?

– Обошлось. Правда, бывают отдаленные последствия. Но это уже воля случая.

Раиса, наконец, его рассмотрела. Он был уже не молод – во всяком случае, не слишком молод, лет тридцати пяти, а может быть, тридцати двух – не, поймешь. Лоб умный, глаза веселые, нос не длинный и не короткий.

– Вы что-то оказали?

– Нет, молчу…

– Тогда подумали!

– Возможно. Это изредка со мною случается. А вы умеете читать мысли?

– Конечно. Сейчас вы подумали: «Зачем он ко мне приперся?» Не так ли?

Оба улыбнулись, а Волкович тем временем разглядывал крошечную карточку на столе – карточку Громова.

– Муж?

– Не угадали.

– Но ведь могло быть и так?

– Могло.

Он стукнул согнутым пальцем по стеклу – все-таки, мол, угадал, потом еще раз обежал взглядом комнату, улыбнулся как старому знакомому деревянному восточному божку на полочке и, наконец, спросил:

– Ну, а что вы обо мне думаете?

– Предполагаю, что вы неплохой человек, у которого есть, однако, существенный недостаток: он пытается читать мои мысли.

Так вошел в жизнь Раисы Игорь Волкович. Он был хорош, «слишком хорош для меня», – нередко думала Раиса. И думала она так не потому, что дешево себя ценила, а потому, что хорошего Игоря не хотелось обижать, а она никак не могла понять, может она его полюбить или нет. В том, что Волкович ее любит, она не сомневалась.

В Раису влюблялись часто. Она принимала это как должное и немножко кокетничала, как кокетничают маленькие беленькие женщины: мягко, с умеренной дозой веселости. Но на объяснения всегда отвечала «нет». Однако если и отходил после этого тот или иной вздыхатель в сторону, число их не уменьшалось, ибо всегда появлялся кто-либо новый. «Моя коллекция жердочек», – говорила она, ибо чаще всего ее поклонники были худыми, длинными, и если и не стремилась коллекцию увеличить, то уж, во всяком случае, на должном уровне ее поддерживала. В прошлом только Леониду удалось пробить на некоторое время существенную брешь в стене окружающих ее многозначительных взглядов, и это было чудесное время. Но Леонид исчез, и неважно, что он появился потом вновь: он уже не мог принадлежать ей. А Раиса собственница, в этом она себе признается. И постепенно, не сразу, вновь появились вздыхатели, вновь атмосфера легкого флирта окружила ее, сочетаясь с преданностью науке, с серьезнейшими интересами.

Месяца через четыре после того, как состоялось их знакомство, Раисе предстояло ответить Игорю, сможет ли она когда-либо его полюбить. Раньше перед ней не возникало даже такого вопроса, и она со спокойной душой говорила «нет». Теперь же этот вопрос возник – возник много раньше, чем Игорь его задал. И нельзя было не задуматься над тем, почему он возник, и нельзя было ответить что-либо неопределенно-лукавое, потому что Волкович был полностью лишен распространеннейшего недостатка: он вовсе, совсем за ней не ухаживал. «Как Леня», – думала она часто, и думала совершенно напрасно, ибо ничего похожего на ту, довоенную историю здесь не было. Там было столкновение характеров, достаточно уравновешенных порознь, но в совокупности дающих реакцию, название которой – взрыв. Здесь же, с Игорем… Раиса, разумеется, понимает, что здесь совсем не так, – в конечном счете здесь просто будет продуманное соглашение двух взрослых людей, «пересидевших в девках», и ничего более. Грубо? Возможно. На деле все это много мягче, и отношения их очень приятны, но когда настает время принимать решение, Раисе хочется применить именно грубую формулу: «Пересидели в девках оба, теперь подвернулась подходящая партия, и почему бы не изменить жизнь?»