Энн Тайлер - Обед в ресторане «Тоска по дому»

— Я, наверное, пойду работать на старое место.

Перл взглянула на него поверх газеты, но промолчала.

— Почему же ты так и не навестила миссис Скарлатти? — спросил он у Дженни. — Она писала, что ты ни разу не была у нее…

— Я собиралась… — Дженни потупилась и, затаив дыхание, замерла. Сейчас он скажет что-нибудь о Джосайе. Но он этого не сделал. Дженни подняла глаза, увидела, что брат намазывает маслом гренок, и только тогда перевела дыхание. Она так и не поняла, что Эзре известно, а что нет.

Ко времени поступления в колледж Дженни, как и предсказывали, стала красавицей. Или все дело было в том, что такие, как она, просто вошли в моду? Насколько она могла судить, глядя на себя в зеркало, лицо ее было все таким же. Но звонили в общежитие больше всего ей, и, если бы не приходилось одновременно зарабатывать на жизнь (то официанткой, то в прачечной, то в библиотеке), она могла бы каждый вечер бегать на свидания. Она отрастила волосы, держалась свободно. Но ни на минуту не забывала о занятиях на медицинском факультете. Будущее всегда представлялось ей предельно ясным: прямая дорога к частной практике врача-педиатра в городке средней величины, желательно вблизи от побережья. Приятно сознавать, что в любую минуту можно уехать куда угодно. (Интересно, на Среднем Западе у людей развивается боязнь замкнутого пространства?) Друзья подтрунивали над ее упорством и целеустремленностью. Соседка по общежитию ворчала, если у Дженни допоздна горела настольная лампа; ее раздражала педантичность, с которой Дженни раскладывала на письменном столе вещи, необходимые для занятий. Тут Дженни осталась верна себе.

Что касается Коди, то этот ее брат явно пошел в гору. Благодаря своим новаторским идеям в области научной организации труда, поработав в нескольких фирмах, он поднимался все выше и выше. И вскоре стал независимым экспертом по НОТ. А Эзра все еще работал в ресторане у миссис Скарлатти. Но и он тоже продвинулся — фактически заведовал всей кухней, сама же миссис Скарлатти выполняла роль хозяйки в зале. Мать писала Дженни, что это просто стыд и срам. «Я говорю ему, — писала она, — что чем дольше он торчит в ресторане этой женщины, тем труднее будет ему вернуться к нормальной жизни, ты же знаешь, он ведь всегда хотел поступить в колледж…»

Перл по-прежнему работала в бакалейной лавке. Но с тех пор как стипендия и приработки Дженни освободили ее от финансовых забот о дочери, она стала лучше одеваться и выглядела не такой удрученной. Дженни виделась с ней два раза в год — на рождество и в сентябре, перед началом занятий. На все остальные праздники она придумывала отговорки, а летом нанималась в магазин готового платья в небольшом городке поблизости от колледжа. Не то чтобы она не хотела видеть мать. Дженни часто вспоминала неукротимую энергию и силу духа, которые проявляла Перл, воспитывая одна троих детей, ее неизменный интерес к их судьбам. Но стоило Дженни приехать домой, окунуться в домашнюю атмосферу, отсутствие света, теснота оклеенных обоями комнат, какая-то мрачная пустота уже с самого порога действовали на нее угнетающе. Она даже подумала, не аллергия ли у нее на все это. Похоже на респираторное заболевание — случались приступы удушья, голова делалась ватной, как бывало от беспрерывных занятий. Дженни вдруг начинала грубить. Даже спокойный, покладистый Эзра раздражал ее. Поэтому она старалась ездить в Балтимор как можно реже и первое время тосковала о семье. Но мало-помалу мысль о доме сама собой отошла на задний план. Дженни становилась все более деловитой, занятой и торопливой. Письма Эзры, такие же тяжеловесные и скучноватые, как его речь, можно было обнаружить в ванной, на краю раковины, или скомканными на кровати, где Дженни оставляла их, оборвав чтение на середине строки. Просто мысли ее были заняты другим, только и всего. Пока она училась в колледже, Коди, отправляясь по делам в Пенсильванию, дважды (на первом и втором курсе) заезжал проведать ее, и она радостно предвкушала визит брата. Такой он был эффектный, такой красивый — не стыдно было и похвастаться им, но едва он появлялся, как ее охватывало уныние. И вина была не ее, а его. Казалось, в любом ее слове он слышал голос матери. Она видела, как он цепенел, и прекрасно понимала, о чем думает Коди в такие минуты. «Как у тебя с деньгами? — спрашивал он. — Не купить ли тебе несколько новых платьев?» И она отвечала: «Спасибо, Коди, у меня все есть». Это была правда — она действительно ни в чем не нуждалась, но по лицу Коди Дженни видела, что ее слова «нет-нет, не беспокойся обо мне» он воспринимает как произнесенные писклявым голосом Перл. Что бы она ни сделала — поправила брату галстук, похвалила костюм или поинтересовалась его жизнью, — все тотчас настораживало Коди. А она страдала от незаслуженной обиды; неужели он думает, что она станет такой же властной, будет в чем-нибудь упрекать, вмешиваться в его дела? «Слушай, — попыталась она однажды внести ясность, — я имела в виду вовсе не то, что ты думаешь. Давай забудем, что было». Но Коди в ответ недоверчиво посмотрел на нее. Они никак не могли выбраться из паутины прошлого. И в тот приезд брата Дженни без сожаления проводила его. Вернувшись в общежитие, внимательно посмотрела на себя в зеркало — копна темных волос, тонкая фигурка. После этого она некоторое время была оживленнее обычного, словно стряхнула с рук густой слой прилипшей к ним пыли.