Валерия Перуанская - Кикимора

Анна Константиновна снова забеспокоилась, что Антон Николаевич повторит свои давешние слова, посмотрела на него предупреждающе, и по ответному, мельком, взгляду было видно, что он ее понял. Усмехнулся:

– Известная история: у кого дач нет – за бешеные деньги снимают, у кого есть – тем они в обузу... У меня настроение появилось тут пожить – в тишине и без сутолоки... – На Анну Константиновну он не посмотрел, вроде бы дал понять, что она к этому, раз ей так хочется, отношения не имеет.

– Ну и замечательно, отчего вам не пожить? – поддержала Маргарита Петровна и сразу же принялась рассказывать Анне Константиновне о новостях, происшедших в редакционно-издательском отделе с тех пор, как Анна Константиновна его покинула: Глеб Васильевич, ответственный секретарь, лежит в больнице с инфарктом, техред Вера Сaмойлова вышла замуж, а на место Анны Константиновны никого подобрать не могут, две молоденькие девушки нанимались, но работать совсем не умеют, а главное, не хотят нисколько, – все вспоминают Анну Константиновну, жалеют, что не удержали, даже сам начальник отдела Александр Викентьевич как-то сказал, что теперь вряд ли найдет на ее место такого грамотного, знающего работника. На такую зарплату.

Анна Константиновна не без торжества подтвердила:

– Конечно, кто ж на эту адову работу за гроши пойдет? Верно, не ценили. Всегда же так: хорошая работа не видна, зато плохую все сразу замечают, она ведь как иголка в ватном тюфяке – колется и мешает. – И заулыбалась, сама довольная подвернувшимся на язык сравнением и тем, что разговор произошел при Антоне Николаевиче.

– Очень правильно, – согласилась Маргарита Петровна и заспешила: – Муж понять не может, куда я девалась.

– ...Какая она милая, – поделилась своим чувством к ней Анна Константиновна, когда они уже далеко разошлись.

Антон Николаевич рассеянно кивнул и вдруг спросил:

– Вы на меня обиделись, мне показалось? Когда я сказал, что, может быть, у меня на даче поживете? Напрасно, кстати сказать...

Анна Константиновна давно имела на это заготовленный ответ, не дала ему договорить:

– А вы сами посудите, как я должна это понять и принять? В какой роли я тут жить буду?

– Для вас это имеет значение? – словно бы удивился он, а ей за его словами почудилась оскорбительная насмешка.

– Как же вы полагаете? – загорячилась она. – С семьей вашей я не знакома, со знакомыми и друзьями тоже. Приезжают они к вам на дачу – и здрасьте-пожалуйста – видят меня. – Хотела еще саркастически добавить «в халате вашей жены», но тут уж прикусила язык.

– А собственно, почему мы с вами должны кому-нибудь давать отчет? – спросил он и сложил губы трубочкой, как бы приготовясь вместе с ней обдумать ответ. Но ей обдумывать было нечего:

– Не должны, может быть, а все-таки как-то так получается, что я до сих пор ваших детей не знаю. Вы даже телефона своего мне не дали, правда? Значит, не все просто? Вы только, ради Бога, не подумайте, – торопливо попросила она, – что я к вам в претензий, я совершенно ничего не требую, да и не надо мне, с какой стати, это вы меня вынудили сказать, раз на дачу жить к себе приглашаете. – Она смолкла и посмотрела на него так, как, наверно, смотрят люди, уже оторвав ноги от скалы, с которой в минуту безумства решили прыгнуть.

Не получилось жить как живется. Пришлось вот отношения выяснять. Ничего хорошего ей это не сулило, но она в пропасть уже бросилась, лежала теперь в шоке, не зная, до смерти разбилась или, случаем, уцелело несколько костей.

А он так долго не отвечал, что последняя надежда ее оставила. Встрепенулась, услышав его виноватый голос:

– Правы, тысячу раз вы правы.Аннушка. – И так глубоко задумался, что уже до самой станции ни слова больше не произнес.

Электричка недавно ушла, следующей ждать больше пятнадцати минут, они сели на лавочку.

– Знаете, – вдруг устало заговорил он, – люди удивительно плохо друг друга понимают. Особенно когда их разделяет большая разница в возрасте. Каждый со своей колокольни смотрит и судит. А кто прав?

– О чем вы? – Но уже сообразила, о чем. – Вы что-нибудь детям обо мне говорили? – Он молчал, она приняла это за подтверждение своей догадки и неизвестно кому (себе? ему? его детям?) принялась с жаром объяснять: – Что ж тут такого особенного? Что ж, вам и познакомиться ни с кем нельзя? Вы что-нибудь разве плохое делаете? Не понимаю!

Он слушал ее тираду с обычной своей легкой снисходительной улыбкой.

– Если бы я понимал. Но с тех пор как Татьяна однажды увидела нас с вами на улице, сама покой потеряла и у меня отняла. – И не без лукавости объяснил: – Хотел было я вас на даче поселить, поставить ее перед фактом, так с другой стороны получил выговор.