Альфия Умарова - О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)

Когда кто-то прижался ко мне сзади, дохнув мерзким перегаром спиртного и лука, а руками больно сжал мне грудь, я хотела закричать, но от неожиданности и страха голос куда-то пропал. По сипению и шепоту: «Молчи, глупенькая, тебе понравится», я поняла, что это материн «гражданский муж» дядя Яша. Он схватил меня, сопротивляющуюся, поднял на руки и понес в мою комнату. Я вырывалась, просила отпустить, даже, кажется, укусила его за руку, за что он меня ударил. Да так, что я потеряла сознание. Ну, а дальше…

У меня аж дыхание сперло от возмущения, от ненависти к той сволочи. Боже мой, какой выродок! Вот ведь скотина пьяная! Да как он мог, гад… с девчонкой… И мамаша хороша, дура. Неужели не видела, что дочка подросла, что ее дебильные ухажеры слюной исходят, глядя на ее дочь. Хотя чего можно было ждать от такой-то матери…

— Лиза, если вам тяжело об этом говорить… — начала было я, но моя попутчица остановила меня. — Нет, нет, не беспокойтесь. Я всё это давно пережила. Просто, не поверите, но впервые рассказываю. Я никогда, ни-ког-да, — повторила она раздельно, по слогам, — никому не рассказывала о своей жизни так, как вам. Вы уж меня простите.

Я приложила руку к сердцу и сглотнула ком, стоявший в горле. Мой голос неожиданно охрип: — Ну что вы, какое там «простите»… Спасибо, спасибо вам, что доверяете свою историю. Ведь я совершенно чужой для вас человек.

— Чужой человек, — повторила она словно эхо. — Вот вы думаете, наверное, столько лет прошло, а я в таких подробностях всё помню, словно вчера это было. Знаете, и хотелось бы забыть, да не получается. Может, ни разу не пыталась избавиться от этих воспоминаний, выплеснуть из себя, рассказав чужому человеку? Из-за этого? — будто спрашивала она меня. — Именно чужому, ведь не могла я такое поведать своему мужу или детям своим. Даже подруге не смогла рассказать в свое время, хотя она и пытала меня расспросами: зачем да из-за чего я отравилась тогда…

Когда я пришла в себя после… после того, как этот… — подбирала она нужное слово, — урод надругался надо мной, и догадалась, что случилось, в мою еще по сути детскую голову пришло совершенно взрослое осознание: я в тупике. И выхода из него нет. Матери говорить о случившемся было без толку. Она к тому времени уже не работала, пила практически беспробудно и жила за счет своих собутыльников. Лишиться одного из них ради дочери? Ответила бы: «Велика беда — чести лишили дочурку. Да кому она нужна — эта честь…» Единственными в моей жизни родными людьми были дедушка с бабушкой, но они умерли. Пойти жить к подруге? Не вариант, ее семья из пяти человек ютилась в однокомнатной квартире, и сама подруга спала на раскладушке в кухне.

Боже мой, боже мой, бедная, что тебе пришлось вынести совсем девчушкой, как рано ты повзрослела… Другие в эти годы еще в классики да пятнашки играли, ни забот, ни горя. Бантики, платьица нарядные, может, кто еще и в куклы играл… А здесь такое…

Я смотрела на мою собеседницу, слушала ее и удивлялась, как менялся цвет ее глаз. Они то были совсем светлыми, бледно-голубыми, почти прозрачными, когда Лиза вспоминала свою еще благополучную жизнь у бабушки с дедом, то насыщались цветом и становились совсем синими — когда ее переполняли эмоции. Вот и теперь они снова начали темнеть, наливаясь болью.

Лиза извинилась, достала из сумочки какие-то таблетки и выпила их, с трудом проглотив. Чуть погодя снова заговорила. Голос ее звучал на удивление спокойно и бесцветно, словно она рассказывала о чем-то обыденном и уж точно не плохом.

— К тому, что в квартире постоянно пили и ругались чужие люди, с которыми хороводилась мать, я уже привыкла. К полуголодному существованию — тоже. И к тому, что соседи, жалея, подкармливали меня иногда, а я до слез стеснялась этого, но голод пересиливал стыд, — и к этому тоже привыкла… Человек может привыкнуть ко многому. Всё это можно было пережить. Но насилие… — тут голос ее осекся, дрогнул. Но женщина взяла себя в руки. — А что этот дядя Яша в покое меня точно не оставит, я понимала, хоть и была совсем девчонкой.

Что мне было делать? Куда идти?

Тупик… Просто тупик…

Она снова замолчала. А я попыталась представить ее состояние в тот момент… и, честно, не смогла. Меня в детстве никто ни разу даже словом не обидел, не ударил. Я росла абсолютно счастливым ребенком, у которого были любимые и любящие мама с папой, братья, тетушки. Удары судьбы, обиды, разочарования, утраты… они были впереди, во взрослой жизни. Но это — как у всех. Каждого жизнь заставляет испить и из чаши боли и из чаши радости. И это нормально. Не познав цену страдания, не поймешь и вкуса счастья. Но хорошо, когда еще в детстве узнаешь вкус родниковой воды — чистой, прозрачной. Попробовав ее, помнишь всегда и ценишь потом, когда встречаешь в сердце другого человека хотя бы капельку такой.