Валентина Соловьева - Ничего страшного

Он был напряжен, весь натянут, как провода высоковольтных передач. Неловко просунул руку под халатик и сразу отдернул, точно обжегся.

— Не могу, Светка, — подавленно сказал он, — Не могу — здесь…

— Ну, пойдем в комнату, — предложила я, хотя все прекрасно поняла.

— Нет, — покачал он головой, — не в этом дело…

— Ну, чего ты испугался? — ласково сказала я. — Гриша придет не раньше восьми, он сейчас в техникуме на полставки вечерние курсы ведет…

— Ты чужая. Ты уже не моя…

— Твоя, твоя, — засмеялась я, — Еще как твоя! Сейчас ты в этом убедишься.

И начала расстегивать ему молнию. Зачем — не знаю. Сразу ведь поняла, что делать ничего не нужно. Как увидела его, так и поняла. Не люблю я его. Вот что. Не нужен он мне. Совсем. Он тут не причем. Просто всю любовь, которая отпущена на мой век, вобрала в себя Милочка, впитала, всосала до капельки. Ничего никому не осталось. Конечно, я могла сделать усилие над собой, изобразить и страсть, и нежность… Но зачем? Зачем?

Пусто было у меня на душе, тоскливо, но я продолжала игриво хихикать, прижиматься к нему, запустила руки под рубашку, куснула его за ухо, пощекотала кончиком языка шею…

Чувствовала я себя просто отвратительно. Было стыдно и противно. Точно я изменяю своей ненаглядной Милочке с этим чужим, посторонним для нее мужиком.

— Не надо, — сказал он, — не мучай себя, Светка…

Я встала с его колен, двумя руками стянула полы узкого халатика. Он посмотрел на меня протяжным взглядом. Долго смотрел. И я, как загипнотизированная, не могла пошевелиться. Халатик расползался на груди и животе, я стягивала его снова и снова…

Наконец, он встал, ладонями обхватил мою голову, нагнулся и бережно поцеловал меня в губы.

— Бедная… Бедная моя Светка, — грустно сказал он.

Потом резко оттолкнул меня и, не оборачиваясь, пошел к дверям.

— И не смей больше шляться возле моего дома! — со злостью крикнула я ему вслед. — Никогда! Слышишь!

Он ничего не ответил.

Где-то месяцев в восемь, в девять я впервые всерьез забеспокоилась. То есть я, конечно, и раньше замечала, что Милочка немного отстает в развитии. Меня это пугало, но не очень. Я по нескольку раз в день проделывала с ней полный комплекс гимнастических упражнений, освоила все виды массажа, старалась побольше разговаривать с ней. А сама то и дело поглядывала в книги — что нам полагается делать в шесть месяцев? в семь? в восемь? Ну да, немножко запаздываем. Но ведь и в книгах пишут, что у разных детей бывает по-разному. И задержка в один-два месяца еще ничего не означает. Лишь бы все остальное было в норме. А Милочка — славная, толстопузенькая, улыбчивая. Пуховая лысинка, две кудряшки по бокам. Круглый носик. Два зуба сверху и два снизу пробиваются.

И тем не менее я вглядываюсь в нее с тревогой. Почему она до сих пор не встает на ножки? Любин Павлик на месяц младше, а уже ходит, держась за манеж.

— Толстуха она у тебя, — смеялась Люба, — Не может задницу от пола оторвать.

А почему она не хочет ничего говорить? Любин Павлик уже три слова знает: “Кыть, ма и па”, а Милочка только гудит и пузыри пускает.

Нет, Грише я ничего не говорила о своих переживаниях. ОН и так устает — работает почти круглосуточно. Да и ерунда все это! Я самая настоящая паникерша, и больше никто. Если бы я была уверена, что у Милочки нормальная наследственность, мне бы и в голову не пришло волноваться. Но ведь я совсем не была в этом уверена.

Тогда еще у меня мелькнула мысль найти тех троих и постараться что-нибудь узнать о них. Я раскопала водительские права Юры, которые куда-то засунула и забыла. Выяснила, что работал он на скорой. Позвонила, но мне сказали, что он уже уволился. Тогда через справочную я узнала его адрес и даже разыскала его дом…

А потом подумала: “А что мне это даст?” Ну, выясню, что все трое — последние мерзавцы и подонки. А я, между прочим, в этом и так не сомневаюсь. Ну и что? Разве я после этого меньше буду любить Милочку?

Нет у нее отца! Нет и не было никогда. Святым духом зачато это невинное существо. И все. И хватит об этом.

На лето Гриша снял нам дачу за городом.

Он вообще очень старался, чтобы мы с Милочкой ни в чем не нуждались. Фрукты в доме не переводились. Самые первые помидоры — у нас на столе. Мясо — только с рынка, парное. Молоко — прямо из-под коровки. Выяснив все мои параметры. он сам покупал мне одежду и обувь. И даже белье иногда. Все самое лучшее. Когда у него выдавался свободный день — он Милочку полностью брал на себя. А меня отпускал на волю. Но это редко случалось. Очень уж много ему приходилось работать.