Андрей Шляхов - Приемное отделение

В таком положении их и застала старшая медсестра. Она поступила крайне деликатно — открыла дверь, увидела, не сказав ни слова, закрыла дверь. И что самое примечательное, никому об увиденном не рассказала. Хотя рассказать, конечно же, хотелось, очень уж нестандартной была увиденная картина. Но не хотелось портить отношения с заведующей отделением. Особенно с учетом того, что Надежда Тимофеевна была пенсионеркой. Она хорошо знала свое дело и привычно хорошо справлялась со своими обязанностями, а кроме того, муж ее работал в Федеральной миграционной службе и при необходимости никогда не отказывался помочь оформить временную регистрацию кому-то из иногородних сотрудников больницы. Муж был моложе Надежды Тимофеевны на шесть лет, и эта разница в возрасте тоже являлась стимулом к продолжению работы. Негоже пятидесятилетнему мужчине, еще не вышедшему из стадии расцвета сил, иметь жену-пенсионерку. Несообразно как-то.

Мужу, впрочем, Надежда Тимофеевна не выдержала и проболталась.

— У нас, кажется, начинается служебный роман, — сказала она во время вечернего чаепития с любимой мужниной пастилой. — Новенький доктор, Боткин, которому ты недавно регистрацию делал, кажется, закрутил с нашей заведующей.

— Оно и хорошо! — одобрил супруг. — Встретились два одиночества, разожгли костер любви…

— Косте-о-ор любви-и-и, — нараспев передразнила Надежда Тимофеевна. — Это не костер будет, а сама не знаю что! Заведующая-то у меня — ух!..

Надежда Тимофеевна сжала кулак и тряханула им в воздухе.

— …А Алексей Иванович — эх!

Кулак разжался, последовал снисходительный взмах рукой. Что, мол, с него взять, чего от него ожидать…

— Все эти мужики, которые на первый взгляд «эх», в смысле женского полу очень даже «ух», — возразил супруг. — Взять хотя бы нашего Кузьмина. Его уже начальник кастрировать пообещал, потому что человек и сам не работает, и половине женского коллектива не дает.

— Уволить как-то гуманнее.

— Уволить нельзя. Они с начальником кореши не-разлей-вода. — Супруг потер друг о друга указательные пальцы, наглядно демонстрируя степень близости начальника с незнакомым Надежде Тимофеевне Кузьминым. — Вместе погранучилище заканчивали, потом вместе в Таджикистане служили. Друзей увольнять нельзя…

Немая сцена, невольной свидетельницей которой стала Надежда Тимофеевна, длилась около минуты. Затем Алексей Иванович опустил руку и отошел от стола на пару шагов, а Ольга Борисовна зло сказала:

— А вы, Алексей Иванович, ловкач! Сами доведете, сами же успокаивать кидаетесь. Это вас в Кошкине вашем научили так четко клинья к одиноким женщинам подбивать?

Она прекрасно понимала, что говорит несправедливые слова, но ничего не могла поделать. Хотелось быть несправедливой, гадкой, и пусть ее все ненавидят, хотелось выйти одной против всего человечества, расставить ноги пошире, упереть руки в бока, смачно сплюнуть наземь, прищуриться и спросить: «Ну, кто здесь самый смелый? Выходи!»

В данный момент в роли всего человечества выступал доктор Боткин. Ему Ольга Борисовна все и высказала. Начала с подбивания клиньев, затем перешла на то, что нечего жалеть тех, кто не нуждается в жалости, а закончила напоминанием относительно того, что в рабочее время надо работать. Дежурного доктора заждались пациенты, нечего ему торчать без дела в кабинете заведующей.

Боткин слушал молча, только головой покачивал, словно удивляясь. «Удивляйся, удивляйся», — злорадно думала Ольга Борисовна, выдавая очередную колкую гадость. Перед тем как уйти, он спокойно и мягко сказал:

— Я приехал из города Мышкина, Ольга Борисовна. Вы запишите, пожалуйста, если запомнить не можете. Мышкин, а не Кошкин. Это игра такая есть — «кошки-мышки».

И ушел, тихонечко притворив за собой дверь.

Ольга Борисовна посидела немного в кабинете, а когда поняла, что успокоилась окончательно, умылась, заново накрасилась, переоделась и ушла домой на двадцать минут раньше положенного. По дороге заскочила в супермаркет и купила полулитровую бутылку виски, а на закуску к ней несколько лоточков с мясными нарезками и пачку ржаных хлебцев. Ржаные хлебцы с какой-нибудь копченостью, по мнению Ольги Борисовны, как нельзя лучше подходили под виски.

За вечер под сериалы, которые хороши тем, что совершенно не напрягают, «уговорилось» граммов триста. Под конец не думалось ни о том, насколько несправедливо устроен этот мир, ни об удачливой Светке, ни о хлопотной и неблагодарной работе. Вообще ни о чем не думалось, хотелось лечь спать пораньше. Спала Ольга Борисовна хорошо, крепким и безмятежным сном праведницы. Утром, несмотря на свое вечернее пьянство, проснулась бодрой и свежей, потому что хорошо выспалась и виски был из дорогих, качественный. Придя на работу, она общалась с Боткиным как обычно — ровно и сдержанно. Он тоже вел себя как обычно, словно никакого инцидента вчера не было, только старался не встречаться с Ольгой Борисовной взглядом.