Ирина Степановская - Прогулки по Риму

«Проклинаю тебя!», пришедшее из Ватикана, могло бы напугать кого угодно, но не его. Кроме того, Татьяна Николаевна не знала, какие отношения у ее врага с Богом. Нет, «Проклинаю тебя!» она решила не писать, уж очень это звучало по-дамски. Еще был вариант — «Чтоб ты сдох!» — но ей показалось, что это тоже не совсем подходит. Это было ее заветным желанием, но в этой фразе присутствовал оттенок шутливости, так обычно беззлобно ругаются, а ей вовсе не хотелось шутить.

«Не знаю, что написать!» — растерялась она. Но конверт был куплен, Цезарь стоял вместо нее в очереди, которая уже подходила к заветному прилавку, и, оглянувшись, Татьяна Николаевна увидела, что он машет рукой. Надо было срочно что-то придумать.

«Ты козел! В нашей квартире тебе все равно не придется наслаждаться жизнью! А сама я вышла замуж за миллионера и уезжаю на Капри!» — быстро написала она. Конечно, это была ложь, но она знала, что именно такая ложь больше всего расстроит ее бывшего зятя и его новую жену, похожую на лисицу. Быстро, чтобы не передумать, она запечатала конверт. Милый молодой человек спросил, в какую страну отправлять письмо, и шлепнул на конверт соответствующую цене марку. Татьяна Николаевна стала писать адрес. «Россия…» — надписала она и почувствовала, что рука ее остановилась. Она напрочь забыла адрес своего обезличенного и проданного дома.

Ей пришлось достать из сумочки паспорт и посмотреть, что там написано в печати о прописке. Название улицы, дом и номер квартиры она вывела так, как будто это был не заезженный и завязший в памяти шифр, который она автоматически набирала чуть ли не всю свою жизнь, а адрес совершенно чужого ей человека. Быстро отдав письмо служителю, она поблагодарила и вышла на улицу с изменившимся лицом.

«Я забыла свой адрес… Это знак! Меня ничего больше не держит! Значит, пора…» Она вспомнила Смерть в темном мраморном покрывале, вечно присутствующую там, в соборе. И никакой другой шедевр — даже гимн рождению человека, находящийся там же, на барельефах знаменитого творца, — не мог уравновесить это воспоминание.

«Религия все время напоминает человеку о его конце. «Помни о смерти», — говорили древние, но призывали тем самым осознать красоту жизни, учили наслаждаться каждым ее днем, а не ждать конца — он неизбежен, и столько людей уже приняли его мудро и достойно. Но… неужели завтра со мной произойдет это? — вдруг с какой-то новой ясностью подумала она. — Я не хочу!»

Она испытала ужас, граничащий с безумством, комок подступил к горлу, и, когда Цезарь подошел к ней, он не узнал ее — так изменились ее обычно спокойные черты.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Ничего… — Она судорожно схватила его руку.

— Сделать тебе укол?

— Нет, пока еще нет… — Она присела на скамейку рядом с почтой. — Еще не сейчас, не сегодня… — Огромной силой воли Татьяна Николаевна заставила себя восстановить дыхание. — Запомни, Цезарь, я от всей души желаю тебе счастья!

Он посмотрел на нее как на ненормальную.

— Запомнишь?

Он нерешительно кивнул. Они посидели еще немного.

— Надо идти, — сказала она. И Цезарь почувствовал что-то странное в этом простом призыве. — Завтра у меня в Риме последний день. — Она положила руку ему на плечо. — Утром я хотела бы побыть одна, а вечером приглашаю тебя с Надей на ужин в наш ресторан при гостинице. Придете?

— Очень хорошо, — ответил ей Цезарь. — Спасибо. Завтра к вечеру мы будем уже знать ответ насчет твоего паспорта.

Последнее утро перед отъездом наступило такое же солнечное, как и восемь предыдущих в Вечном городе. По плану у всех туристов в группе был намечен свободный день. Многие собирались устремиться в магазины, кое-кто решил еще разок пройтись по наиболее полюбившимся местам. Я встала рано утром, потому что спать совершенно не хотелось, прошла через наш гостиничный дворик, вышла на улицу и остановилась, раздумывая, куда бы пойти. На углу Марсала и нашего тупичка была площадь, главным украшением которой служила церковь с огромными резными дверями. На крыше ее располагался не купол, а странная для нашего православного взгляда башенка с огромной скульптурой Христа. Христос был одет не в плащ и не в рубище, а в римскую тогу, перекинутую по всем правилам через одно плечо, и своим нравоучительным видом напоминал мне вовсе не мученика, а скорее сенатора или члена Государственной думы. Темного дерева двери были закрыты, но изнутри пробивалась музыка и снаружи был виден неясный свет. Я решила зайти, посмотреть службу.