Михаил Герчик - Отдаешь навсегда

Игорь Александрович чиркает спичкой и окутывается облаком дыма.

— А еще когда вы счастливы были? — спрашиваю, не отступаю я.

— Когда привык во весь рост ходить. Четыре года ползал, в кровь въелось: чуть где грохнет. — падай и занимай оборону. Это, если хочешь знать, самое большое счастье — ходить в полный рост. — Он глубоко затягивается и гасит сигарету. — Что-то Ольги долго нет. Знаешь, никак не могу представить себя в роли деда.

— А я в роли отца.

— Мы из него сделаем смелого человека. Настоящего солдата. И все-таки дед из меня будет ерундовый. Ни одной сказки не знаю. Забыл. Наново перечитать, что ли? А ты-то хоть знаешь сказки?

— Знаю одну. Мне как-то Лида рассказала.

— Одну — мало. Они дотошный народ, малыши. Замучает…

— Что ж, будем почитывать вместе.

— Согласен. Ну-ка, погоди, кажется, Ольга идет. Точно, она.

Игорь Александрович спешит к двери, щелкает замком, и Ольга Максимовна, не снимая коричневого пальто, заходит в комнату, опускается на табурет и говорит:

— Сын.

И плачет, закрыв лицо руками.

— Уже?! — кричим мы с Игорем Александровичем и тормошим ее с двух сторон. — Какой?

— Обыкновенный, — всхлипывает Ольга Максимовна. Господи, откуда я взял, что она чопорная и надменная, обычная стареющая женщина, которая без памяти любит свою единственную дочь, глаза красные, видно, наревелась там, в больнице, на радостях. — Вес — четыре двести, рост — пятьдесят шесть сантиметров. Представляете, у такой хрупкой девчонки — четыре двести и пятьдесят шесть…

— Богатырь! — хохочет Игорь Александрович и хлопает меня по спине так, что во мне все начинает гудеть, словно в телеграфном столбе. — Ай да Лидка, ай да молодчина, елки зеленые!

— Как Лида? — спрашиваю я и чувствую, что у меня дрожат губы, — Ольга Максимовна, умоляю, скажите, как Лида?

— Нормально, — она размазывает ладонью по лицу слезы. — Врач сказала, что роды были легкие. Послушайте, мужчины, давайте приберем здесь немножко и пойдем в город. Нужно купить пропасть вещей, у них ведь ничего нет, даже кроватки. Саша, дайте мне, пожалуйста, какой-нибудь Лидушкин халат.

— Сейчас поищу, Ольга Максимовна, — отвечаю я и бросаюсь в спальню. Вот будет фокус, если у нас нет не только кровати, но и халата. К счастью, на тахте валяется что-то легкое и цветастое, и я перевожу дух и, оглянувшись на приоткрытую дверь, вытираю этим цветастым со лба пот, как лейтенант Сережа когда-то вытирал ослепительно белей перчаткой.

Сутулый шофер, который отвез Лиду в больницу, улыбнулся:

— От этого не помирают. Ольга Максимовна всхлипнула:

— Врач сказала, что роды были легкие. Игорь Александрович грохнул меня по спине:

— Ай да Лидка, ай да молодчина, елки зеленые! Пичуга, а такого богатыря родила!

И даже кукушка…

…- Кукушка, кукушка, сколько мне жить?

Все говорили такие правильные, такие хорошие слова. А Лида умерла. В ту же ночь.

«От острой сердечной недостаточности», как было написано в медицинском заключении четким каллиграфическим почерком.

Вот и все. А почему?

«Загадка, — говорил старый Лейба. — Это есть большая загадка, и наука ее еще не превзошла. Все в жизни так устроено, сынок, что самое дорогое: молодость, счастье, любовь — берешь на время — отдаешь навсегда…»

Утром я иду на работу. До редакции недалеко, и я хожу пешком. Димка провожает меня до угла. На нем темно-синий матросский костюмчик, и бескозырка с лентами, и коричневые сандалии, и он размахивает руками — смешной маленький человечек с серыми, как у Лиды, глазами и рыжими завиточками на висках.

И моя мама смотрит нам вслед, прижавшись щекой к стеклу.

…Он был хороший мужик, этот кучерявый бородатый Сизиф, сын бога повелителя всех ветров Эола, основатель города Коринфа, который в древности назывался Эфирой. Это потом боги;- рассердившиеся на него, придумали, что никто во всей Греции не мог равняться с ним по коварству, хитрости и изворотливости, и люди донесли эту легенду до наших дней и поверили в нее. А на самом деле Сизиф был хороший веселый мужик, и только одна, очень человеческая слабость была у него — он не хотел умирать. И когда бог смерти, угрюмый подонок Танат пришел за Сизифом, чтобы отвести его в мрачное царство теней, в царство Аида, Сизиф обманул Таната, завлек его в каменную башню и заковал в надежные оковы. Он это сделал не для того, чтобы попасть в легенду и остаться в веках, чихал он на эти века, если уж правду говорить, ему всего годок-другой у смерти вырвать хотелось, вот в чем дело. Но, как говорится, поступок его имел неожиданные и далеко идущие последствия. На земле перестали умирать люди — больше некому было отводить их в царство теней, и радость и веселье воцарились под каждой крышей, и все славили Сизифа, многомудрого и хитроумного царя Коринфа.