Михаил Герчик - Отдаешь навсегда

— Ну и что? — удивился я.

Лейтенант великодушно игнорировал мой легкомысленный вопрос.

— А проживаете здесь? — Лида кивнула. — Больше месяца? — Лида еще раз послушно кивнула, словно этот молоденький румяный лейтенант загипнотизировал ее. — Значит, сигнал правильный…

— Какой сигнал? — я отбросил Пастернака и подошел к столу. — В чем дело, лейтенант?

Он нахмурился.

— Не лейтенант, а товарищ лейтенант, — ледяным тоном поправил он меня, — А сигнал такой, что проживает у вас без прописки, постоянной или же временной, вот эта неизвестная гражданка, — кивнул он на побледневшую Лиду. — А это непорядочек. Каждый гражданин должен жить там, где прописан.

— Но ведь это моя жена, — отвечаю я. — Где же она еще должна жить, если она моя жена?

— Ах, жена! — Он снова заглядывает в Лидин пас порт. — Ваша фамилия Малышев, Константин Иванович? Или Левашов, Александр Васильевич? — Лейтенант довольно усмехается, будто уличил меня по меньшей мере в подделке документов. — Тут написано, что эта гражданка зарегистрировала брак с граж…

Лида вырывает у лейтенанта из рук свой паспорт, и от подобной дерзости он замирает, не в силах договорить слово.

— Какая вам разница, что у меня написано в паспорте? — Лида кидает плоскую книжечку в приоткрытую дверцу шкафа. — Я его жена не по паспорту, а по жизни, неужели это так трудно понять?!

— Но паспорт… — лейтенант никак не может прийти в себя от столь бесцеремонного Лидиного поступка, — но паспорт — это основной документ… — Он раздумывает, самому встать за этим паспортом или заставить Лиду подать его. — Нельзя жить так долго без прописки.

Похоже, что пока он счел за лучшее отступить.

— А без сердца можно?

Он краснеет еще больше — интересно, до какой же степени можно краснеть?! — и начинает торопливо рыться в планшетке, совсем еще мальчишка, года двадцать два, видно, только из училища, так хочется быть строгим при исполнении служебных обязанностей, а не получается, вон даже пот на лбу выступил. Ничего не находит, снова берет домовую книгу и смотрит уже не на Лиду, а на меня.

— Не положено — без прописки, — упрямо повторяет он. — Мое дело такое — я вас предупредил. А дальше будем принимать меры.

Он. приподнимается и берет свою фуражку, но я силком усаживаю его на место.

— Что же нам делать, лейтенант?

У него вздрагивают губы. Вот чудак, неужто обиделся?

— Ребята, — вдруг говорит лейтенант, — я даже не знаю, как вам быть, но прописаться нужно обязательно, иначе у вас могут быть неприятности. Закон есть закон.

Какое это хорошее слово — «ребята»! Мы с Лидой переглядываемся: румяный лейтенант начинает нам нравиться.

— Извините, пожалуйста, — говорит Лида. — Я завтра же займусь пропиской. Вы правы — закон есть закон.

— В том-то и дело, что я прав, — как маленький, радуется лейтенант Лидиному извинению. — Вас не пропишут к нему, понимаете?

Час от часу не легче.

— Почему? — в один голос растерянно спрашиваем мы.

— Он же сам на квартире, — объясняет лейтенант. — Не может же он к себе квартирантку пустить! Хозяйка не разрешит, метров маловато, и вообще не положено.

— Что ты заладил: положено не положено! — злюсь я. — Какая она может быть квартирантка, если она моя жена?

Лейтенант вздыхает. Он еще, наверно, не привык иметь дело с такими тупыми людьми, как я.

— Послушайте, гражданин, — терпеливо убеждает он

меня, совсем позабыв про хорошее слово «ребята»- да и как его перевести в единственное число: «парень»? — Я вам верю, что она ваша жена. Но для прописки этого мало. Для прописки штамп в паспорте нужен, понимаете. Тогда все будет по закону. А так она и жена и не жена, то есть она, конечно, жена, но и не… Тьфу, совсем вы меня запутали!

— Ну, а если у человека другой штамп? Если ему некогда, да и неохота заниматься всякими штампами? Неужели нельзя все оставить так, как есть?

— Не положено! — Тут лейтенант тверд, как гранит.

— Слушай, — говорю я, а внутри у меня жжет, будто ложку горчицы проглотил, — ты человек или…

— …милиционер? — подхватывает лейтенант и вытирает своей ослепительно белой перчаткой пот со лба — на перчатке остается влажная темная полоска, он замечает это и раздраженно сует перчатку в карман. — Я милиционер, а ты пижон. Понятно?! Если б я не был человеком, я выселил бы ее отсюда еще три недели назад, когда получил первый сигнал. А я до четвертого дотянул, все думал, что эта Муха угомонится! — Он спохватывается, что выдал какую-то милицейскую тайну, взлохмачивает свои льняные волосы и с отчаяньем машет рукой: мол, семь бед — один ответ. — Я ж тебя знаю, уже полгода на участке, вижу, что ты за человек. Вот и дождался, что мне за халатное отношение к жалобам трудящихся выговор влепили. Понятно?!