Михал Вивег: Ангелы на каждый день

Она поняла это сразу, но отказывалась в это поверить.

Когда она впервые заметила, что под загаром у него желтое лицо, страшная мысль пронзила ее. Были бы боли, можно было бы предположить, что это камни в желчном пузыре, — но Томаш не испытывал никаких болей. Безболезненное пожелтение.

Словно кто-то дал ей заглянуть в сценарий .

Еще в тот же день Томаш после работы заехал за ней в больницу — у нее было ночное дежурство. Он охотно лег на спину и задрал майку. Он понимал, о чем идет речь, но мужественно изображал непринужденность. И с иронией смотрел, как она натирает зонд гелем.

— Один вощеный стаканчик возьму домой, — подмигнул он ей.

Эстер улыбнулась, хотя испытывала сжимающую все нутро нервозность — как когда-то во время учебы. Она приложила зонд к середине живота. Эхо кишечных газов смазывало изображение. Уверенности не было. Он ждал, но Эстер молчала. И лишь тихонько передвигала зонд. Даже при всем желании она не могла бы определенно сказать, что то, на что она смотрит, действительно гипоэхогенный, с нечеткими контурами очаг опухоли или лишь фата-моргана ее самого страшного опасения.

— Не заставляй меня напрягаться больше, чем нужно.

Прозвучало явное раздражение.

— Я ничего там не вижу, — наконец проговорила она.

Ее выдала фальшивая решительность собственного голоса.

Теперь она уже знала , что там это есть.

Опухоль у основания поджелудочной железы, вызывающая расширение желчных протоков.

На следующий день она прочла тот же диагноз в записях коллеги, обследовавшего Томаша, — по воле случая это был единственный мужчина, с которым она изменила мужу. Сейчас она ненавидела этого холеного сорокалетнего человека. Ненавидела за то, что когда-то они оскорбили Томаша, Он это чувствовал, но вел себя тактично и профессионально — хотя и был уязвлен. Она знала об этом. И можно сказать, даже подозревала, что метастазы в печени Томаша, обнаруженные им при обследовании, его личная месть.

Я ничего не знаю об умирании, корила она себя ежедневно, глядя в глаза Томашу. Мы откладываем эту тему до тех пор, пока в конце концов не станет поздно, думала она. Даже на факультете не научили ее ничему, что касалось бы самого процесса умирания. Разумеется, она понимала, что Томаш долго не проживет, — но реальную неизбежность его смерти допустила в мыслях лишь тогда, когда он перестал есть. Господи, ведь он действительно умрет! Было просто смешно: что именно заставило ее, врача, признать состояние Томаша безнадежным? Дальнейшее обследование, подтверждающее явное прогрессирование опухоли? Гистология очага новообразования? Ничего подобного; в этом окончательно убедило ее лишь нежелание Томаша есть яичницу.

С опозданием, а потому лихорадочно она начала искать нужную литературу. Наиболее полезной оказалась тоненькая брошюра, которую ей привезли сестры-боромейки из хосписа. Она читала ее у постели Томаша, когда он спал... Он умирает, а я только теперь начинаю изучать справочник, думала она с виноватым чувством легкомысленной медички. Эта брошюрка, конечно, вдохновила ее (если можно так выразиться); ведь в ней была вся квинтэссенция многолетнего опыта прощания с жизнью. Впервые со времен медфака она делала выписки.

“Люди плачут над стерней будущего и не видят полные закрома прошлого”.

Именно эта фраза стала для Эстер спасительной точкой опоры — она почувствовала, что ею можно помочь и Томашу. На следующий день она выпила красного вина, перелезла через поручни его медицинской кровати, легла рядом с ним и много раз повторила эту фразу.

— Понимаешь? — уверяла она его и себя. — Мы с тобой должны смотреть в прошлое.

Томаш закрыл глаза, потом кивнул.

— Нас одарила любовь. Не каждому достается такое. У нас есть что вспомнить. Наши закрома полны прошлым.

Он сжал ей руку и после долгой паузы поцеловав ее.

И в четвертый раз мы на мосту: Главков мост. Гахамел с незапамятных времен питает слабость к мостам, но мне сдается, что этот речной поток несется куда-то в бездну. Никто из проезжающих водителей не знает, что черно-коричневые водные массы гораздо глубже, чем кажутся. Времени остается так мало. Меня одолевает безнадежность. Еще до того, как Гахамел открывает совещание, я вынимаю из портфеля один из бестселлеров Дорин Вирту и показываю ему.

— Хорошо бы тебе взглянуть на это: “Справочник для воплощенных ангелов, элементалов, вселенских существ, новых душ и посвященных”, — цитирую я с обложки.