В обществе Рихарда Карел выражается только намеками, его фразы остаются недосказанными. Прямолинейность Рихарда смущает его, но, с другой стороны, он ценит, что Рихард умеет и помолчать, когда чувствует, что зашел слишком далеко.
— Какое авто , такой и мужик! — говорит Рихард с полным ртом. — Что скажешь, Карел?
Карел поддакивает — и это отнюдь не притворное согласие. Карел всегда считал авто неким входным билетом в мир взрослых мужчин. Разве когда-то с Марией он не проверил это на практике? Не будь у него авто, он точно не захомутал бы ее.
— Авто заложено в сексе, Карел.
— А то нет.
— Ты только вспомни, какие тачки мы выискивали по базарам в восемнадцать. Перво-наперво все искали крупного зверя.
Оба смеются. Карелу нравится, что Рихард говорит о далеком прошлом. Он не уверен, делает ли из него мужика маленькая красная “фелиция” (Рихард в прошлом году купил подержанный “мерседес”), так что, пожалуй, лучше чуть повернуть тему.
— Послушай, что я скажу тебе. Знаешь, о чем я мечтаю всю жизнь?
— Знаю, Карел, — отвечает Рихард, положив ему руку на плечо (таким жестом он подчас смягчает некоторую жестокость своих шуток). — Ты мечтаешь кого-нибудь трахнуть в четвертый раз!
— Нет. Я мечтаю о женщине, которая бы действительно нас понимала.
— Это я тоже.
Карел чувствует, что ему надо быть поконкретнее, чтобы Рихард сообразил, о чем речь.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — смеется он, застигнутый врасплох собственной смелостью. — О женщине, которая бы после обеда спросила тебя: не хочешь ли, чтобы я тебе отсосала.
Рихард согласно поднимает палец.
— Ты понимаешь? — спрашивает Карел для верности. — Которая спросила бы об этом так же спокойно и деловито, как она спрашивает нас, хотим ли мы кофе...
Рихард кивает, хотя он явно чего-то недопонимает (но Карел не уточняет этого): ни одна женщина не только ни разу не задала ему такого вопроса — куда хуже, что ни одна не осуществила его мечту. Стало быть, правда о сексуальной жизни Карела звучит так: он ни разу в жизни не познал наслаждения орального секса . Пятьдесят два, а на счету у него две-три неудачные попытки типа: Парниша, и думать забудь об этом! Не знаю, право, с какой стати мне брать в рот твой мочепровод...
Не преуспел он и у Марии.
— Нет, такое дело совсем не по мне, запомни это раз и навсегда, — сказала она ему в свои девятнадцать с выражением воинствующей вегетарианки, которая с отвращением сообщает официанту, что не ест мяса... Ха-ха! Я оглядываюсь по сторонам, официантка разве что не спит у разливочной. Манипулировать со временем нам, конечно, запрещено, но, когда речь идет о какой-нибудь пикантности, Гахамел способен на секунду-другую закрыть глаза. Я позволяю себе чуть-чуть поторопить официантку.
И вот она уже стоит возле Карела.
— Господа, вам принести кофе? — спрашивает она спокойно и деловито.
На сей раз совещание происходит на Карловом мосту, на каменной ограде под скульптурой святого Иоанна Крестителя. Немцы, итальянцы, японцы и американцы прошивают нас цифровыми камерами, чтобы заснять Градчаны... Я вспоминаю послеобеденное home-video Зденека, и эта суета сильно удручает меня, но Гахамелу такое вавилонское столпотворение, видимо, по душе. Он почти на исходе сил, но не перестает улыбаться. В этом отношении мы с ним расходимся: я стараюсь хорошо выполнить свою профессиональную работу, а он действительно любит человечество. Он чувствует его печали — нечто подобное свыше моих сил. Когда-то давно, еще не зная языков мира, я питал определенные иллюзии относительно человеческой мудрости, врожденной доброты и так далее, но как только я стал понимать, что говорят люди, все как рукой сняло. Это как с музыкой: большинство песенок мне нравится до тех пор, пока я не переведу текст. И с людьми то же самое: когда они смеются, танцуют или спят, я гляжу на них с любовью, но как только они заговорят, любви как не бывало. Без осуждения, с пониманием смотреть на людской муравейник — таков мой максимум в отличие от Гахамела.
— Уметь вдохновляться даже при виде американских туристов — это уже не просто искусство, — подтруниваю я над ним. — Это чудо . Все равно, что ходить по воде как посуху.
Гахамел обнимает меня. Я подмигиваю Илмут.
— Такое же чудо, как находить любовь в эсэмэсках, которыми перебрасываются подростки.
Илмут показывает мне язык.
— Ты устал, — тихо говорю я Гахамелу. — Тебе бы отдохнуть.
Читать дальше