Андрей Шляхов - Москва на перекрестках судеб. Путеводитель от знаменитостей, которые были провинциалами

Годом позже Люся поступит в музыкальную школу имени Бетховена.

А еще через год — в сентябре 1945 года домой вернется отец.

«Все эти годы я ждала папу, столько раз по-разному рисовала себе его приезд с фронта. А теперь все — его голос, и его поза, и серая ночь, и жалкая, испуганная мама — все-все-все не соответствовало чуду, которое я связывала со словом „папа“.

Схватил меня на руки, подбросил в воздух: „У-у! Як выросла! Якая богинька стала, моя дочурочка. Усю войну плакав за дочуркую“. И залился горькими слезами, что „мою дочурку, мою клюкувку, мать превратила в такога сухаря, в такую сиротку“».

Люся безмерно, страстно любила отца, а вот ее отношения с матерью, увы, складывались не самым лучшим образом.

«Маме было не до меня. Жива, здорова, не болею — это главное. А что там у меня внутри — этим никто не интересовался. Маме я была непонятна. А если и понятна, то сильной схожестью с папой, которая ее раздражала. „Оба идиоты“, — вырывалось у нее…

Мама устроилась в кинотеатр имени Дзержинского работать ведущей „джаз-оркестра“, который играл публике перед сеансом. И я после школы — в кино. С собой приводила полкласса. Фильмов было мало. Их так подолгу крутили, что, бывало, один и тот же фильм мы смотрели раз по пятьдесят! Сколько раз я видела фильмы „Аринка“, „Иван Грозный“, „Истребители“, „Два бойца“ и, конечно, „Большой вальс“!

Первый раз после этого фильма я поняла, что мама была права, когда говорила папе, что „Люся — девочка некрасивая“. Да, она права. Все так. Карла Доннер мне показалась такой чудной! Я поняла несовместимость своих „полетов“ и реального отражения в зеркале. На время я даже перестала подходить к нашему „волнистому“ зеркалу…»

В 1953 году Людмила Гурченко окончила школу и собралась поступать в местный театральный институт.

Отец воспротивился. Нет — он полностью поддерживал дочь в стремлении стать актрисой, но считал, что Людмила должна учиться только в Москве! «Иди вжарь як следует, — заявил Марк Гаврилович дочери. — Никого не бойся. Иди и дуй свое!»

Правильно мыслил отец — большому кораблю большое плавание.

Людмила послушалась любимого папу и в семнадцать лет приехала в Москву. С приключениями…

«Мы вышли на площадь Курского вокзала, — вспоминает Людмила Марковна. — Я двигалась в каком-то нереальном, заторможенном состоянии, оглядываясь по сторонам, ревниво отмечая столично-провинциальные контрасты. Метро! О, сколько я о нем слышала! И в хронике видела…

Доехали до станции „Комсомольская“. На Ярославском вокзале сели в электричку, сошли в Мамонтовке, где в деревянном домике находилось общежитие ВГИКа. И только здесь с ужасом обнаружила, что в поезде, „под головой“, я оставила свою крокодиловую сумку. Вот и вся моя деловитость. Помню интонацию проводника: „Товарищи, наш поезд…“ Помню, как душа подпевала торжественной музыке, которая грянула при въезде в Москву и вызвала счастливые слезы… А то, что паспорт, аттестат, деньги остались под подушкой — разве это главное? Жалко было только одного папиного подарка — бронзового зеркальца с ангелом.

На вокзале мы долго искали дежурного. Потом составили подробную опись всех вещей, находящихся в сумке. А потом нам ее вручили — все на месте…».

Людмила мыслила масштабно — она сдавала экзамены в три института одновременно. Во ВГИК, в Щукинское училище и в ГИТИС, где она выбрала курс оперетты.

ГИТИС отпадет после второго тура.

Нет, умная и талантливая харьковчанка не срежется — уйдет сама, по собственной воле. «Мне было ясно, что я там уже не появлюсь. Я там не та, теряю свободу. Теряю свою индивидуальность», — признается она.

В итоге Людмила станет учиться во ВГИКе. Правда, изрядно поволнуется при объявлении результатов экзаменов:

«Когда же секретарша во ВГИКе вышла с несколькими экзаменационными листочками и я услышала свою фамилию… О! Такого счастья не может быть — была первая моя мысль. Наверное, это моя счастливая однофамилица. Но вот второй раз я услышала свою фамилию. Нет, вроде ошибки нет…

Мне теперь кажется, что это было самое счастливое мгновение в моей жизни! Когда все самое прекрасное, доброе, светлое, чистое, романтическое, оптимистическое слилось воедино и вместилось в одной короткой фразе: я стала студенткой Института кинематографии! Сбылась мечта!».

Гурченко отправляет родителям телеграмму: «Харьков. Клочковская, 38, кв. 3. Все экзамены сдала отлично. Я студентка актерского факультета Института кинематографии. Встречайте харьковским. Всем привет. Ваша дочурка Людмилка».