Альберто Васкес-Фигероа - Океан

Руфо Гера подал кофе в красивом рыбацком термосе, а к нему сыр, виноград, инжир и несколько хрустящих на зубах галет.

Если бы кто-нибудь увидел их в этот час, то принял бы за влюбленную парочку, ибо девушка возлежала на траве, любуясь окружающим ее пейзажем, а старик трогательно ухаживал за ней, размешивая сахар в чашке и подавая большие дольки гуайявы.

— Мама говорит, что в городах есть люди, которые никогда не видели рассвета, — вымолвила Айза, мелкими глотками отпивая горячий кофе. — Они очень поздно ложатся спать и просыпаются, когда уже совсем светло. Вы можете себе это представить?

— Конечно могу, — не стал возражать Руфо Гера. — Впрочем, рассвет в городах не так хорош, как у нас. Горожанам достаточно иметь лишь день и ночь, остальное для них не важно.

Айза ничего не ответила. Покончив с завтраком, она залюбовалась красным диском солнца, который взлетал над горизонтом, а затем очень тихо произнесла:

— Один умер.

Руфо Гера пристально посмотрел на нее.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Я услышала выстрел, и мне показалось, что он позвал меня.

— Кто его убил?

— Его страх.

— Страх?

— Он был один. Его бросили.

— Но ведь их было двое? Где же второй?

— Не знаю. Этот присел на корточки в углу, точь-в-точь как ребенок, который должен вот-вот родиться. Он плакал как младенец, а потом прозвучал выстрел. — Она посмотрела в сторону собеседника. — Почему Бог наказывает меня этим даром? — спросила она. — Почему ко мне всегда приходят утонувшие и умершие?

— Потому, что ты медиум.

— Я кто?

— Медиум. Так называются люди, которые могут вступать в контакт с мертвыми. Я кое-что читал об этом.

— А быть медиумом хорошо или плохо?

— Не знаю. Но кажется, они зарабатывают очень много денег. Все на свете хотят поговорить с мертвыми.

— Для чего?

— Чтобы знать, что происходит в потустороннем мире.

— Мертвые этого не знают.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что они ничего не знают. Потому-то они приходят ко мне и задают свои вопросы. Им страшно, и они желают остаться с нами, пытаются создать иллюзию того, что тоже живы.

— Ты уверена?

— Нет. — Она покачала головой в глубокой задумчивости. — Все, что происходит, плохо. Меня это пугает, и я уже ни в чем не уверена. — Она взяла камешек и далеко бросила его, прежде чем снова заговорила: — Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Один юноша сказал, что я всего лишь тщеславная истеричка. Я никогда не понимала того, что значит быть истеричкой. Это что, своего рода сумасшествие?

— Я никогда не слышал такого слова. А если и прочитал его когда-то, то, не зная его значения, не обратил на него внимания. С тех пор как твоя мать перестала объяснять мне смысл вещей, многое проходит мимо меня. Да и я старею. Начинаю думать, что стремление к знаниям на самом деле ни к чему не приводят. Теперь я скорее прочту уже знакомую книгу, а не новую, а это плохой симптом. — Он усмехнулся сквозь зубы. — Очень и очень маленьким детям и очень и очень старым людям нравится только то, что им уже известно. Настоящее любопытство — дело молодых.

— Вам не хватает моей матери, правда?

— Ты не можешь себе представить насколько.

— Вы были влюблены в нее?

Руфо Гера начал собирать вещи, складывая их в рюкзак.

— Думаю, что да, — в конце концов признался он. — Почти все ученики влюбляются в своих учительниц, а она была моей учительницей. Ты знаешь, как она меня научила читать?

— Она никогда мне об этом не рассказывала.

— Это было задолго до того, как ты родилась. Я все еще надеялся, что мой брат мне напишет, и я хотел сам прочитать его письмо. У нее было огромное терпение, и она меня научила читать, а потом научила выбирать книги…

Старик замолчал и больше не произнес ни слова за все то время, что помогал ей спуститься с горы.

— Я, будучи еще совсем молодым, был страшным задирой и выпивохой и с тех пор, как уехал мой брат, не вылезал из таверны. Там я просаживал заработок и терял друзей, так как со всеми дрался. Уверен, если бы не научился читать, то к этому времени был бы одиноким, всем ненавистным стариком. — Он подмигнул девушке, и лицо его приняло хитрое выражение. — Теперь я стар и одинок, но рюмку беру только от случая к случаю. И никто меня не презирает, хотя и не знаю, хорошо ли это.

— Должно быть, хорошо. А вот меня большинство людей ненавидит. Я им ничего не сделала, все время стараюсь быть любезной и ласковой, однако все мои усилия проходят впустую.