Альберто Васкес-Фигероа - Океан

— А что будет, если он сдастся?

Себастьян лишь пожал плечами:

— Не имею ни малейшего представления. В лучшем случае проведет несколько лет в тюрьме. Но это его уничтожит… Асдрубаль не из тех людей, кто может сидеть под замком. Он влюблен в море, ему необходимо его видеть, дышать им каждый день. Когда он находится на суше, какой бы она ни была, ему становится тесно. Не знаю, как он сможет выжить в камере…

Айза ласково погладила брата по мускулистой руке, сейчас безвольно повисшей.

— Закрой глаза и представь, что это всего лишь кошмар, — сказала она. — Разве нельзя сделать так, чтобы время повернулось вспять, хотя бы на двадцать дней назад? Все было так хорошо!

— Нет. Хорошо не было, — ответил Себастьян, перебирая ее длинные нежные пальцы — сложно было поверить в то, что эти руки каждый день моют посуду и солят рыбу. — Мы жили спокойно, вот и все. И теперь, когда мы потеряли покой, та жизнь кажется нам прекрасной. — Он слегка надавил пальцем на кончик ее носа. — Ты ведь уже давно чувствуешь себя несчастной.

— Люди уже не любят меня так, как раньше.

Себастьян не нашелся что ответить, ибо даже для него сестра из прелестной и озорной девчушки превратилась в таинственное и незнакомое создание.

Они долго сидели молча, каждый погрузившись в свои мысли, устремив взоры на покрытое ночным мраком море и на маленький, беспрерывно мигающий вдали огонек, пока вдруг не заметили, как чья-то спичка зажглась метрах в десяти от лестницы, как раз у самой воды. Пока она медленно горела, разжигая кончик сигареты, на них в упор смотрел какой-то человек.

Сколько времени он находился здесь, никто не знал, но было очевидным, что наблюдал за домом он уже давно, явно не скрывая своего присутствия.

— Пожалуйста! — взмолилась Айза. — Это человек меня пугает.

— Хотелось бы знать, зачем он здесь рыщет.

— Оставь его! Берег принадлежит всем, и он имеет право находиться там, где хочет.

— Ему незачем крутиться возле нашего дома в такое время… Он хочет напугать тебя.

— Ему это уже удалось, но я не хочу, чтобы я снова стала причиной несчастья.

Довольный тем, что ему удалось достичь желаемого, Дамиан Сентено сделал глубокую затяжку, дав сигарете сильнее разгореться, и выбросил ее в море. Огонек прочертил длинную дугу в воздухе и исчез в темноте, превратившись в тень среди теней.

Они прибыли на следующий день в полдень, и их было шестеро.

Кое-кто из них тоже хвастался своими татуировками, а некоторые в них и не нуждались, ибо их внешний вид и манера держать себя ни у кого не оставляли сомнений в том, что люди эти — самые настоящие мерзавцы, бывшие заключенные, отчаянные головорезы.

Они прибыли ровно в полдень, словно специально выбрали время для того, чтобы произвести впечатление на собравшихся на берегу перед таверной стариков, как всегда обсуждавших происшествия, приключившиеся за неделю рыбного промысла. Вспоминали они и о несчастье, произошедшем на Плайа-Бланка.

Кое-кто из женщин, чистивших рыбу, стиравших белье или посматривавших в окна свои кухонь, пока готовили обеды, тоже видели чужаков. Они, не откладывая дела в долгий ящик, поспешили оповестить своих мужей, отдыхавших после ночного лова. И вот уже все селение, храня молчание, смотрело на чужаков, пока те выходили из больших, покрытых пылью автомобилей, громко приветствовали и крепко обнимали Дамиана Сентено и друг за другом входили в большой дом, принадлежавший Сенье Флориде, который с превеликим удовольствием она сдала этому беспутному мерзавцу за двадцать дуро в месяц.

Дом Сеньи Флориды, белый, просторный, всегда хорошо проветриваемый, хранил за своими стенами настоящее сокровище — единственное дерево на целой трети южной части острова Лансароте. То была мимоза, по весне покрывавшая землю мягким желтым ковром и неизменно вызывавшая восхищение детворы, почти не привыкшей к цветам. Мимоза стояла на вершине скалистой возвышенности, закрывавшей с востока небольшой пляж и бухту вместе с кучкой беленых домов.

Дом Пердомо Марадентро, который закрывал пляж с другой, западной, стороны, стоял чуть ниже и находился на расстоянии чуть более чем в шестьсот метров, если идти напрямую. С самого первого дня Аурелия заметила — впрочем, не заметить этого было сложно, так как чужаки не считали нужным скрываться, — как какой-то незнакомец постоянно наблюдал за их домом в длинную, отливающую золотом подзорную трубу, в линзах которой плясали блики жаркого солнца.