Александр Рекемчук - Дочкина свадьба

— Чего там? — закричала мужу Нюшка Крайняя, ожидая новой подачи.

Но Тимофей Акимович, услыхав знакомое Серенино пение, прекратил подачу и смотрел сквозь решетчатую ограду на приближающихся. Он знал, что у них сегодня получка. Догадался, с чем идут ребята.

А веселый Сереня, для пущего куража, вытащил из кармана поллитру и стал ею приветственно крутить в воздухе.

Тимофей Акимович замер, как легавая на стойке.

— Ну, чего там?.. — сердилась наверху Нюшка.

— Составляй компанию, Акимыч! — заглянув через забор, предложил Сереня.

Он был добрый, Сереня, любил компанию. И жалел Акимыча, который теперь сидел на пенсии. И еще, по правде сказать, Серене не хотелось идти домой. Он еще не настолько был пьян, чтобы не бояться своей Маньки. И еще не такой он был пьяный, чтобы Манька сама его забоялась. Поэтому он правильно сообразил, что лучше всего раздавить эту поллитру в крайнем дворе, во дворе Нюшки Крайней, с Акимычем.

— Вы что там, а?.. — почуяв недоброе, высунулась с чердака Нюшка.

Но было уже поздно.

Тимофей Акимович быстро убрал деревянную лестницу, положил ее наземь.

Теперь хозяйке было не слезть.

— Я сейчас, ребятки, — засуетился он. — Я сейчас. Стаканчики…

И скрылся в доме.

— Тимофей! Немедля поставь лестницу… — приказала Нюшка, не видя, что он исчез.

— Здравствуйте, Анна Степановна, — поклонился ей в пояс Сереня. — Как поживаете? На зиму сенцом уже обеспечены?

Нюшка Крайняя нагнулась, стала шарить, искать, чем бы запустить. Да не нашла.

— А вам оттудова, Анна Степановна, Москву не видать? Телебашню хотя бы?

— Ух, гад… — остервенела Нюшка.

А из дому на рысях выбежал Тимофей Акимович.

— Вот, ребятки. Стаканчики… Погодите, я сейчас.

И кинулся к ближайшей грядке. Зашуровал куцепалой рукой в ботве. Вернулся, держа горстку крохотных огурцов, колючих, с еще не отсохшими желтыми цветочками на рыльцах.

— Вот, закусочка, — сказал он, избегая смотреть на чердак.

Сереня сдернул печать и торжественно разлил в три стакана.

Нюшка разразилась сверху страшным для ушей, замысловатым, отборным, тягучим, как надгробное причитанье, коренным хрюнинским матом.

— За ваше здоровье, Анна Степановна! — сказал Сереня. — Будьте здоровы.

Они все трое чокнулись стаканами.

— Тимофей, а, Тимофей… — вдруг ласково и тихо позвала Нюшка. — Поставь лестницу. Я вам яичек принесу, у меня сварены.

Они выпили.

— Бр-р-р… — замотал головой Акимыч, вслушиваясь в самого себя, как она пошла.

снова затянул Сереня.

Хорошо тут было, в тенечке, под яблоней с уже осыпанной завязями ветками.

— А тебе, Витька, будет дома, — мстительно сообщила Нюшка. — Скандал будет.

— Какой еще скандал?

— А такой. Ты у бабы Нюры икону своровал? Образ… Своровал. Уже с утра было крику. И зачем — тоже известно: дачнице своей поднес, что в палатке живет… Ластишься к ней? Ну, погоди. Райка уж про это знает.

Сереня ободряюще подмигнул Витьке. Не боись, мол. Ну, попадет маленько. Так и мне того не миновать. А уж Тимофею — ему будет полная кара.

— И на кой бы ей, прости господи, лярве эдакой, образ божий? — не унималась под крышей Нюшка.

— Вы, тетя Нюша, не очень-то… — обиделся и вспыхнул Витька. — Язык не распускайте.

— А ты мне как смеешь указывать? Я на своем дворе или на твоем? На своем дворе, в своем доме. Что хочу — то и скажу!

— Ты пока не в доме, а на крыше сидишь, Анна Степановна, — уточнил Сереня. — Вроде как птица. Ну, покаркай…

— Тимофей! — заорала Нюшка. — Ставь лестницу — я вас всех сейчас…

— Давайте, ребятки, давайте. Скоренько… — заторопил обреченный хозяин.

Они разлили все, что осталось, выпили.

— Осрамил святую икону, грех-то какой взял, — заметив, что водке конец и теперь воевать ужо не из-за чего, укорила напоследок Витьку Нюшка Крайняя. — Будет тебе от бога наказание.

Витька отмахнулся лениво.

— Ладно вам… Все это, тетя Нюша, вранье. Пережитки у вас.

— А ты не скажи, — заступился вдруг за жену Тимофей Акимович. Он тоже уяснил для себя, что водке конец, и к нему вернулась некоторая степенность, рассудительность. — Не скажи, Витек… Вот случилась со мной такая история.

У Витьки и Серени сразу сделались скучные лица. Потому что они эту историю знали наизусть, сто раз слыхивали, если не двести. За всеми пьяными хрюнинскими столами Тимофей Акимович обязательно излагал эту историю. Всей деревне надоело. Им тоже…