— Сергей Николаевич, нужно оформить ему отпуск — дня три-четыре.
— Да. Пусть заготовят приказ. И выделите пособие от шахткома. Позаботьтесь насчет…
Доронин мотнул головой.
— Не надо. Этого не надо.
— Почему же? — спросил Зотов. — Мы выделим пособие на похороны. Как обычно.
— Не надо, — повторил Доронин. — У меня есть на сберкнижке. Много там.
Да, у горных комбайнеров «Дальней» деньги были. Зотов знал об этом. И гордился этим. Но он не помнил случая, чтобы кто-нибудь даже из числа руководителей шахты, выезжая, скажем, на курорт, отказывался от лечебных, от бесплатных путевок и прочих щедрот. Он и сам не отказывался.
— Я о другом вас попрошу, Сергей Николаевич, — сказал Доронин. — Чтобы девочку нашу куда-нибудь взяли в интернат. Тут нету, в поселке. Нельзя ли в город устроить? Как же ей — без мамки…
— Родных нет?
— Никого у нас нету.
— Хорошо. Устроим.
— Я ее буду брать оттуда. По выходным…
Он снова отвернулся, приник к спинке кресла, обтянутой полотняным чехлом, и опять его угловатые плечи мелко затряслись.
Зотов налил из графина стакан воды, поднес.
— Выпей, Гриша. Ну, успокойся… Что поделаешь?
Зубы парня цокали о стакан.
— Несчастье какое… — выговорил он. — Жалко. Ведь молодая совсем — двадцать шесть лет…
Сергей Николаевич поймал себя на том, что вот уже целое утро пытается вспомнить лицо нормировщицы Дорониной — и не может. А он должен был ее видеть на шахте, встречать в поселке. Но не знает, не помнит. И даже милицейский фотоснимок не подсказал ему этого лица: растрепанные волосы лежащей ничком головы, бретелька…
Очень много людей работает на «Дальней».
Доронин уже как будто оправился. Встал.
— Сергей Николаевич, — он замялся, на лице его была нерешительность. — Я еще вас хочу попросить…
— Да, пожалуйста, — сказал Зотов.
— Насчет оркестра.
— Чего?
— Насчет оркестра. Чтобы на похоронах оркестр был. Ну, наш, шахтинский…
— А-а… Конечно. Обязательно будет.
Зотов повернулся к Легошину:
— Ты там распорядись в клубе…
Легошин смотрел на него во все глаза. И что-то в этих глазах не понравилось Зотову. Но он повторил:
— Будет оркестр.
Он проводил комбайнера до двери и здесь, сильно пожав руку, произнес те слова, которые всегда говорил в подобных случаях:
— Мужайся, друг.
Доронин открыто и серьезно посмотрел на него. Сказал:
— Да… Спасибо вам, Сергей Николаевич.
Ушел.
А Зотов вернулся за стол и пригляделся внимательней к Легошину. С тем явно что-то творилось.
— Ты что?
Легошин вдруг — будто прорвало его — визгливо расхохотался.
— Ты что? А?..
— Оркестр… — Легошин раскачивался от смеха. — Оркестр ему надо… Музыку.
У Зотова потемнело в глазах.
Рука его зашарила по столу.
Она шарила там, на том месте, где еще недавно располагался чернильный прибор, громадный, на мраморной доске, с мраморными башнями, вазами, с парой массивных стеклянных чернильниц.
Но пальцы нашарили только легкий пластмассовый кружок, куда веерком были воткнуты разноцветные шариковые ручки.
— Мы думаем так: свадьбу нужно сыграть в два вечера, — сказал Владимир Игнатьевич. — Иначе просто всех не усадить. Квартира у нас не маленькая, но нынешние габариты явно не приспособлены для… подобных торжеств.
Да, квартира была большая. Натуся догадалась об этом, хотя ей и не показывали всех комнат, а сразу повели сюда, в гостиную, где на приземистом столике у дивана был сервирован чай. Однако еще в передней она увидела: двери, двери… Комнаты четыре.
— Вот, попробуйте безе, — придвинула к ней вазочку Ольга Степановна. — Своей стряпни. Не знаю, удалось ли?
— Спасибо. — Натуся грызнула невесомый шарик, заверила: — Удалось.
Гостиная была уютной и светлой. Ну, мебель, конечно, обычная, стиля «все как один». И цветы в прибалтийских горшочках. Но стена, что против Натуси, была увешана сплошь старинными миниатюрами — круглыми и овальными, в затейливых рамочках — вон, кажется, Наполеон в белой жилетке, а вон та красавица с локонами очень похожа на пушкинскую жену. Натуся как-то заходила в антикварный магазин на Арбате, искала хорошие бусы и видела под стеклом прилавка эти штучки, заменявшие в старину фотографии — но, обратив внимание на цены, ужаснулась. А тут их целая коллекция. Хобби?..
— Стало быть, в два вечера, — продолжил Владимир Игнатьевич. — В первый вечер соберется старшее поколение: дедушки, бабушки, дяди, тети, родня словом. Ну, кое-кто из сослуживцев…
Читать дальше