Александр Рекемчук - Дочкина свадьба

— Ну, а если Дед Мороз?

— Не знаю… Понимаете, у нас в доме обокрали квартиру. И теперь все боятся.

— Ясно, — сочувственно сказал Вадим Петрович. — Но я Дед Мороз, настоящий Дед Мороз. Я должен вручить тебе новогодний подарок.

За дверью опять наступило тихое, мучительное, может быть, даже слезное раздумье.

— Послушайте, — раздался потом робкий голос. — Дяденька Дед Мороз, знаете что? Вы, пожалуйста, положите мой подарок возле двери. А когда вы уйдете, я открою и возьму… Ладно?

— Ладно, — вздохнул Вадим Петрович и положил кулек у двери.

Спускаясь, он старался погромче топать, однако на нем были очень мягкие валенки.

— Надо было выезжать раньше, — сказал оп в машине Ивану Ивановичу. — Часов в семь или восемь. А сейчас дети уже легли спать. Все это недостаточно продумано.

На циферблате часов, вделанных в приборный щит автомобиля, стрелки показывали половину двенадцатого.

Походка людей — тех, что еще оставались на городских улицах, — сделалась торопливей и суетней. Они уже не шли, а почти бежали: со свертками, без свертков, а какой-то чудак пересекал дорогу с пышной елкой на плече — вот уж действительно припоздал…

Вадим Петрович вспомнил, что однажды он все это уже наблюдал — вот так, со стороны.

Но не в Соснах, а в Москве. И очень давно. Когда ему было шестнадцать лет.

Он учился тогда в девятом классе, и одна девочка пригласила его и еще нескольких одноклассников на встречу Нового года. «Предков дома не будет», — как выражались в ту далекую пору. И собственные Вадика предки отправились в гости, к сослуживцам. Он повязал отцовский галстук, запер квартиру и поехал в центр, к Ильинским воротам. Он явился по указанному адресу самым первым из приглашенных мальчиков. А девочки уже были все в сборе — знакомые по школе и вовсе незнакомые (одна была в очках), очень нарядные, очень хлопотливые — они накрывали стол: гремели посудой, располагали винегрет и кильки, ветчину и фаршированный перец. А тут озорновато затренькал дверной звонок, и в квартиру ввалились скопом ребята, тоже знакомые и незнакомые. Еще не поскидав шапок, они стали распахивать пальто, оттопыривать брючные карманы и доставать оттуда бутылки: кто портвейн, кто шампанское, а кто и водку. Такой был, видно, уговор: мальчики принесут вино, а девочки приготовят закуску. Но почему об этом не сказали ему, Вадику Юрасову? Или все разумелось само собой, без уговора?.. Вадик молча стал надевать пальто. «Куда ты?» — изумилась девочка-хозяйка. — «Ты что?..» — насторожились ребята. — «Я сейчас», — сказал Вадик, отпирая трудный замок.

Он зашагал по Китайскому проезду к Дзержинской. Он не торопился, потому что в кармане у него была всего-навсего трешка, и с той старой трешкой нечего было соваться в магазин. Да и магазины, поди, уже закрылись. Часы на Лубянке показывали без четверти двенадцать. Теперь он уже не мог поспеть ни домой, ни обратно, в эту компанию — но туда он ни за что бы и не вернулся. У него с детства было сильно развито чувство собственного достоинства.

Мимо — ему навстречу или обгоняя его — бежали озабоченные, ошалелые, опаздывающие люди. Они скользили, подворачивали каблуки, падали, вставали, хохотали, ахали. Автомашины сердито и норовисто вскидывали зады, тормозя перед красным светофором. Два зева станции метро, похожие на раструбы мясорубки, поглощали, а рядом выталкивали людскую массу.

Как вдруг все прекратилось. И сама площадь, и прилегающие улицы опустели.

На часах было без пяти двенадцать.

Вадик Юрасов стоял на тротуаре, сунув руки в карманы, вздернув подбородок и чуть выпятив губу — он следил за стрелками.

Потом, дождавшись, усмехнулся и поехал домой.

Тогда он еще не знал, что одну из незнакомых девочек, бывших там, — которая была в очках, Катю, — он позже встретит в институте и женится на ней. Как, естественно, он тогда не мог еще знать, что потом они разойдутся.

Машина съехала к обочине.

— Что? — спросил Вадим Петрович и посмотрел в окно. — Это уже Строительная?

— Нет.

— Так почему же…

Иван Иванович Пападаки постучал ногтем по освещенному циферблату часов. Стрелки были сомкнуты вверху.

— С Новым годом, Вадим Петрович.

— А-а. Ну да, конечно. С Новым годом. Желаю вам и вашей семье здоровья и счастья. Может быть, мы все-таки поедем? У нас осталось совсем немного адресов.

«Волга» рванулась.

— Видите ли, — сказал Юрасов, — Новый год — это очень условное и растяжимое понятие. Именно растяжимое, если учесть систему поясного времени. Вот здесь, у нас, в Соснах, сейчас уже Новый год. А в Москве его будут встречать через два часа. А в Хабаровске уже давно встретили. А…