— Как же вы сквозь лес продрались? — спросил буровой мастер Карый.
И при этом все с нескрываемым уважением посмотрели на одного гостя, на другого гостя.
Один гость, тракторист Яша, стоял и застенчиво улыбался и размазывал мазут по щеке.
Другой гость, экспедитор Гайдамович, как ехал сидя на краю саней, с поднятым капюшоном, так и сидел теперь на краю саней, с поднятым капюшоном. Только сухие пальцы его рук, до крови иссеченные хвоей, очень тесно переплелись, похрустывали и шевелились, разговаривая о чем-то между собой.
Должно быть, буровиков озадачило или же обидело молчание гостей, потому что они тоже примолкли, стали удивленно переглядываться.
А бурмастер Карый шагнул к саням, сдернул брезент, нагнулся.
Остальные буровики шагнули за ним и тоже нагнулись.
— Мать честна! — воскликнул небольшой курносый парнишечка.
— Мать… — поразился другой.
И тут началось что-то невообразимое.
Могучий хохот грохнул по опушке. Бурмастер Карый хохотал, запрокинув голову, ухватившись за грудь, колыхаясь, будто его не держат ноги. Курносый парнишечка едва не катался кубарем по земле. Остальные надрывали животы каждый по-своему, кто во что горазд:
— Аха-ха-ха-ха-ха…
— Ыхи-хи-хи-хи-хи…
— Ox, не могу!..
Так они смеялись без передышки уже минут пять, а может быть, и больше. И уже заметались в лесу потрясенные птицы. И уже пятнистая чья-то собака, оседлав испуганный хвост, с визгом бросилась прочь.
Лишь тогда кто-то первый заметил, а потом заметили остальные.
Тракторист Яша медленно повернулся и полез в кабину своего трактора. А Гайдамович повалился локтями, лицом на мокрый, замызганный брезент, и сутулая спина его мелко, беззвучно тряслась…
Однако в тех санях, в том невозможном месиве, удалось обнаружить несколько арбузов, уцелевших чудом.
Розовыми ломтями, тонкими и прозрачными, как стекло, оделили всех сидящих за дощатым столом. С благоговейным ознобом коснулись зубы хрустящих закраин. Пестрые косточки засеменили по столу.
Был арбузный ломоть вроде полумесяца. Потом все ущербней делался он, все таял — до тонкого новорожденного месяца, до самой что ни на есть корки.
Иные, между прочим, ели с хлебом. Тем больше досталось.
— У моего деда на баштане ох и кавуны! — вспомнил курносый парнишечка. — На вкус — в точности как этот.
— Может, с того баштана и есть, — высказал предположение сосед.
— А чего же? — обрадовался парнишечка. — Видать, с того самого. У меня дед на колхозном баштане сторожем. В Астраханской области.
Гайдамович, который сидел со всеми вместе, хотя и отрекся от своей арбузной доли, хотел уже дать разъяснение, что арбузы получены не из какой не из Астраханской области, а из области Черниговской, где, между прочим, он сам, Гайдамович, имел такое счастье родиться. Но зачем ему отнимать радость у молодого человека?..
Кроме того, нужно было собираться в обратный путь. И еще предстояло совершить одно важное дело. Гайдамович, с одной стороны, и буровой мастер Карый, с другой стороны, сели составлять акт о плачевной судьбе одной тонны черниговских арбузов, подлежащих списанию.
— Душа-дорогуша, — затосковал вдруг бурмастер Карый, — на кой черт вся эта писанина? Даже как-то рука но поднимается. Давай лучше я тебе сию же минуту выдам расписку, что получил одну тонну арбузов в целости и сохранности до последнего хвостика, а?
— Послушайте, — возмутился Гайдамович. — Мало того, что вы меня осмеяли с ног до головы, так вам еще хочется, чтобы я, как тот Филькин, представлял подложные грамоты?
— Ну ладно, ладно, — заворчал пристыженный бурмастер. Рука у него все-таки поднялась, и он изобразил в конце акта закорючку. — Насчет смеха уж не серчай: одичали малость, в лесу живем…
Он вздохнул, оглянулся на своих малость одичавших товарищей, повторил:
— В лесу живем… Ты насчет смеха не обращай внимания. Ты лучше, душа-дорогуша, обрати внимание, какие они все веселые сегодня, будто именинники. Думаешь, они из-за арбуза именинники? Думаешь, им арбузы нужны? Не нужны им эти арбузы!..
«Я так и знал, — горько усмехнулся Гайдамович. — Я так и знал, что эти арбузы нужны им, как мне шишка на ровном месте…»
— Им радостно, что про них не забыли, — продолжал бурмастер Карый, — что вспомнили про них, понимаешь? Это для человека самое главное, — главнее хлеба, — чтобы о нем помнили, не забывали. Тогда человек может горы с места своротить!..
Бурмастер решительно встал, и по виду его можно было предположить, что он тут же отправится со своей бригадой сворачивать горы. Тем более что вся бригада уже плотно обступила его. Но взамен этого Карый вынул из кармана записную книжку, заглянул в нее и сказал:
Читать дальше