Джейн Джонсон - Дорога соли

Мариата покраснела и кивнула.

— Наверно, это и есть сын Бахеди, брата Муссы.

— Да, это Росси. А откуда ты это знаешь? Племя мужчины можно угадать по тому, как он носит лицевое покрывало: разное число оборотов, высота, длина свободного конца… но определить это на таком расстоянии невозможно.

— Его выдали движения и жесты. Он трус и в этом мало отличается от остальных мужчин своего рода.

Любому, кто сказал бы такие слова о человеке из рода аменокаля, пришлось бы мечом доказывать их правдивость. Не столь важно, что они сейчас одни и никто их не слышит. Мариата знала, что ветер порой доносит оскорбление до нужных ушей, подогревая вражду.

— Значит, ты знакома с его семьей?

— Можно и так сказать, — сдержанно отозвалась Рахма. — Пойдем же, нельзя терять времени. До моего селения путь не близок.

Мариата засмеялась.

— Никуда я с тобой не пойду! Посмотри на себя. Разве ты в состоянии сейчас проделать столь долгий путь? У тебя такой вид, будто несколько дней во рту маковой росинки не было. К тому же ты ранена, да и ноги сбиты до крови.

Рахма опустила глаза. Что правда, то правда. Между пальцев на ногах сочилась кровь, оставляя пятна на изношенных, пыльных сандалиях.

— Пойдем со мной, в наше селение. Я позабочусь о том, чтобы тебя накормили, напоили и уложили спать. Может быть, какой-нибудь мужчина согласится завтра доставить тебя домой.

Старуха сплюнула в пыль и заявила:

— Нога моя никогда в жизни не ступит на землю, по которой ходят люди кель-базган. Я и так с большой опаской решилась на такой далекий путь.

Мариата глубоко вздохнула. Вот наказание! Не бросать же эту женщину здесь, ведь она пришла издалека специально за ней, к тому же ранена.

— Тогда пойдем к нашим харатинам. Они позаботятся о тебе.

— Какая деликатность. — Рахма, дочь Джумы, улыбнулась и потрепала Мариату по руке. — Ты так похожа на свою бабушку.

Харатины, работающие на грядках, принадлежащих вождю племени и его родичам, выстроили в долине поселок из маленьких круглых хижин, слепленных из речного камыша, камней и грязи. Они жили здесь круглый год, в то время как остальное племя вело свой обычный кочевой образ жизни, странствуя по старинным маршрутам Сахары от одного оазиса к другому и возвращаясь ко времени сбора урожая, на выращивание которого они выделяли средства и забирали его, оставляя харатинам пятую часть, причитающуюся им за работу. Харатины привыкли к частым визитам надсмотрщиков Муссы, сына Ибы, проверяющих, как идут дела с заготовкой пищи на зиму, но когда в поселке появились две никем не сопровождаемые женщины кочевого племени, даже дети бросили свои игры и, разинув рты, провожали их взглядами. Несколько старух кружком стояли вокруг большой ступы и толкли зерно. Их черная кожа посерела от летающей по воздуху муки. При каждом ударе на руках содрогались дряблые мышцы. Увидев Мариату с Рахмой, они так и застыли с поднятыми пестиками. Две женщины помоложе, ткущие ковер на высоком вертикальном станке, уставились на пришелиц сквозь сетку натянутых нитей. Их серьезные темные лица были словно располосованы на кусочки блестящими шерстяными паутинками. Даже старики бросили плести корзины и повернули к ним головы, но никто не сказал ни слова.

Наконец один мужчина медленно встал, высоко поднял голову, настороженно взглянул на них и вышел навстречу. На нем был рваный заплатанный халат. Несмотря на властное лицо, он не очень-то был похож на вождя. Мужчина поприветствовал их, как полагалось по обычаю, и замолчал, ожидая, что скажут гостьи.

Мариата объяснила, что Рахме нужен знахарь, а еще ее следует накормить и напоить.

— Сейчас мне нечем отблагодарить вас, но я приду после и принесу для вас что-нибудь, немного серебра…

— Что нам толку в твоем серебре? — рассмеялся старейшина. — Лучше упроси своего аменокаля, чтобы он хоть немного облегчил наше бремя. Это будет лучшая награда, которую ты можешь нам предложить.

— Не думаю, что аменокаль понимает, что значит «облегчить бремя», — сказала Рахма.

Лицо старейшины изобразило удивление, но он промолчал.

— Мое положение не таково, чтобы я могла вступаться за вас перед аменокалем, — кротко произнесла Мариата. — Но я могу принести вам риса и чаю.

— Спасибо, это было бы очень кстати. — Старик положил ладонь на грудь и поклонился.

Мариата повернулась к Рахме.

— Я приду навестить тебя завтра.

— Да, обязательно. Мы должны торопиться.

— Я не собираюсь идти с тобой.