Уильям Янг - Перекрестки

— Я вам обязан? — переспросил Тони растерянно, осознав, что это правда. — Но какая же это победа, если я добился ее с помощью Болтуна и Хвастуна? Если я сам изобрел вас, думая, что вы мне нужны, значит я еще больший глупец, чем вы оба вместе взятые. На самом деле не вы нужны были мне, мне нужны были честность, прямота, внутренняя цельность.

— Сорняки! — бросил Хвастун.

— Что «сорняки»?

— Честность, цельность, прямота — это сорняки, вредные цветные явления с шипами.

— Повидайся с другими, — предложила стоявшая рядом Бабушка.

— А теперь отведите меня к другим! — потребовал Тони. — И не пытайтесь одурачить меня своими выдумками насчет того, что я взорвусь.

— Только одна маленькая просьба, — взмолился Хвастун, растерявший все свое хвастовство. — Вы скажете Эго, что вынудили нас отвести вас к нему, что у нас не было выбора?

— Эго? Это ваш благодетель? — Оба кивнули. — Иначе говоря, ваш босс?

— Да, — подтвердил Болтун. — Он сильнее нас и потому указывает, что мы должны делать. Ему вряд ли понравится, что мы привели вас к нему. Он отчитывается перед самим главным боссом… Ой! — Он съежился, ожидая подзатыльника, но Хвастун предпочел промолчать и покорно ждал продолжения.

— А кто у вас главный босс? — спросил Тони.

— Так вы же, мистер Энтони Спенсер, — ответил Болтун с плутоватой улыбкой. — Вы, разочарованный владелец этого негодного куска земли, вы главный босс. Но мне надо быть осторожнее. Тут столько бессердечия и вероломства.

Тони подозревал, что Болтун намекает на него самого, но не хотел тратить время на выяснения. Он был уже сыт по горло разговором с этой парочкой и сделал им знак, чтобы они возвращались, откуда пришли, а сам пошел следом, сопровождаемый Бабушкой.

По мере того как они спускались, тропинка становилась все более заросшей, путь преграждали поваленные деревья и камни, словно разбросанные чьей-то гигантской рукой. Чуть дальше тропинка разветвлялась, и Тони посмотрел, куда ведет правая дорожка, которую парочка миновала. Та заканчивалась у какого-то одиноко стоящего сооружения, представлявшего собой каменный блок без окон, прилепившийся к стене и почти не заметный на ее фоне.

— Что это такое? — спросил Тони, указав на здание.

— О, мистер Спенсер, вам это место ни к чему, — заявил Хвастун, не останавливаясь. — Вам лучше держаться от него подальше. Хватит уже того, что мы ведем вас к боссу.

— Просто скажите, что это такое.

— Это храм, — бросил Болтун через плечо и захихикал. — Уж вы-то должны знать. Вы его построили и молились там.

— Хватит болтать! — проворчал Хвастун, ускоряя шаг.

«Храм? — удивился Тони. — Странно…» Но что бы это ни было, впечатление оно производило. Он быстро нагнал бредущую по тропинке парочку. Вонь, которая издали ощущалась относительно слабо, переросла в сильный запах тухлых яиц, и Тони старался не дышать носом, чтобы не задохнуться. Вместе с этим запахом усиливалось и его чувство тоски и одиночества. Он был рад, что Бабушка рядом, хотя шла она молча, будто все происходящее ее не касалось.

Тропинка сделала поворот, и Тони изумленно застыл на месте. Менее чем в пятидесяти ярдах от него виднелось скопление построек, самых разных по качеству, но единых в неправильности своих пропорций. В двухстах ярдах за ними возвышалась стена, самая дальняя граница территории, которую до сих пор Тони видел лишь издали. Попав сюда впервые, он не обратил внимания на конструкцию стены, но сейчас оказался достаточно близко к ней, чтобы все разглядеть. Стена была сложена из тщательно подогнанных друг к другу огромных камней, выглядела неприступной и поднималась на сотни футов, исчезая среди низких облаков.

Из одной постройки вышел долговязый человек довольно странного вида: создавалось впечатление, что он сложен как-то неправильно, и Тони захотелось разглядеть его получше, чтобы определить, в чем же дело. Вскоре он понял, что виновата голова, непропорционально большая по сравнению с телом, а также слишком маленькие глазки и слишком широкий рот. Толстый слой грима покрывал лицо незнакомца.

— Мистер Спенсер, очень любезно с вашей стороны посетить мое столь скромное жилище. Я ваш слуга, преданный вам навечно. — Человек подобострастно улыбался; голос у него был надтреснутый и елейный, как патока. Когда он говорил, грим на лице начинал крошиться, хотя и не отваливался совсем, и в образовавшихся трещинах были видны темные уродливые синяки.

У Тони возникло чувство брезгливого превосходства, какое вызывает человек, полностью поглощенный собой.