Уильям Янг: Перекрестки

Когда Тони улыбался, его можно было даже счесть красивым. От предков ему досталось шесть с лишним футов росту и прекрасные волосы, которые и на пятом десятке не собирались редеть, хотя и поблескивали благородной сединой на висках. Внешне он представлял собой ярко выраженный англосаксонский тип, однако черты его лица смягчались некоторой смуглостью и утонченностью, что было особенно заметно в те редкие мгновения, когда его обычный облик делового человека вдруг менялся из-за какой-нибудь сумасбродной выходки или непроизвольного смеха.

По общепринятым меркам Тони был богатым, преуспевающим и завидным женихом. Он был совсем не против приударить за женщиной, а поскольку поддерживал себя в форме, то занимал вполне достойное место среди претендентов; картину портил лишь слегка отвисший животик, который, впрочем, в нужный момент можно было без труда втянуть. Женщины появлялись в жизни Тони и исчезали — чем сообразительнее они были, тем скорее; и раз от разу новые отношения представляли для него все меньшую ценность.

Женат он был дважды, причем на одной и той же женщине. В первый раз они заключили брачный союз, когда им было чуть больше двадцати, и произвели на свет сына и дочь. Дочь — теперь уже взрослая, сердитая на весь белый свет молодая женщина — живет с матерью на другом конце страны. С сыном особая история. Брак закончился разводом из-за непримиримых противоречий между супругами; причины банальны: мелочная враждебность и эгоистическое нежелание учитывать интересы партнера. Всего за несколько лет Тони удалось вдребезги расколошматить чувство собственного достоинства, которым Лори обладала до брака.

Беда в том, что она рассталась с ним без возражений, а значит, Тони не мог считать этот развод настоящей победой. Поэтому следующие два года он заново добивался ее руки, устроил грандиозную церемонию повторной свадьбы, а две недели спустя вторично подал на развод. Ходили слухи, что все документы, необходимые для развода, были оформлены прежде, чем второй брак был скреплен подписями. Теперь Лори обратила на Тони всю ярость оскорбленной женщины, и он раздавил ее как в финансовом и юридическом отношении, так и психологически. На сей раз победа была неоспоримой. Игра велась жестокая, но только с его стороны.

За выигрыш он заплатил потерей дочери, и ощущение этой потери иногда настигало Тони, как призрак, который мерещится в алкогольных парах, но потом легко забывалось в пылу бурной деятельности и погони за успехом. Куда как более серьезный повод для злоупотребления виски давали мысли о сыне. Скотч был для Тони словно лекарство, которое можно купить без рецепта: алкоголь сглаживал острые углы воспоминаний, смягчал горечь сожалений и участившиеся мигрени.

Если свобода приумножается, то и зло тоже растет. Небольшие отступления от истины, оправдание незначительных прегрешений перерастают со временем в такие злодеяния, какие никому и не снились. Это утверждение справедливо по отношению не только к Гитлеру или Сталину, но и к любому человеку. Внутренний храм души выглядит величественно, но он непрочен. Ложь и предательство, замурованные в его стенах и основании, могут произвести смещение всего здания в самом непредсказуемом направлении.

Тайна человеческой души очень глубока, будь то даже душа Энтони Спенсера. Его рождение было животворным взрывом, при котором внутренняя расширяющаяся вселенная расположила собственные солнечные системы и галактики удивительно симметрично и гармонично. Но порядок был лишь побочным продуктом: немалую роль сыграл в этом деле и хаос. Островки различных субстанций ввязывались в пляску соперничающих гравитационных сил; каждая добавляла в общее коловращение новый виток, раздвигая участников космического вальса, перемешивая их в постоянном пространственно-временном музыкальном обменном процессе. Сюда же вторгались утраты и боль, деформируя всю непрочную конструкцию и разрушая ее изнутри. Испытания породили защитную реакцию с образованием пульсирующих страхов и эгоистических амбиций, результатом которой явилось общее очерствение. Некогда живое единство, горячее сердце затвердело — твердокаменное ядро под оболочкой тела. Его внешняя форма прежде была выражением внутреннего чуда и великолепия. Теперь она превратилась в фасад, лишенный опоры и стержня, в умирающую звезду, алчущую все и вся вобрать в свою пустоту.

Боль, утраты и, наконец, одиночество, с которыми и по отдельности справиться нелегко, сообща производят почти непереносимое опустошение. Они заставили Тони вести военизированное существование, выработали у него способность прятать за словами острые ножи, побудили его возвести стену, которая оградила его внутренний мир от посторонних, — только так он мог чувствовать себя в безопасности, в безопасности одиночества. В жизни Тони почти не осталось подлинной музыки. Саундтрек, сопровождавший его существование, нельзя было назвать даже фоновой музыкой: то были обрывки примитивных мелодий, навязших у всех на зубах, сквозь которые иногда прорывались еще какие-то звуки — плоды тщетных попыток сыграть что-то свое.