Уильям Янг - Перекрестки

Однако по мере того, как он всплывал в невидимом потоке, эти воззрения нравились Тони все меньше. Что-то в нем сопротивлялось, отказывалось верить, будто после того, как опустится занавес, все вообще потеряет значение, будто жизнь — только хаос эгоистических интересов, где каждый, расталкивая других локтями, рвется к выгодному положению и власти, и будто манипулирование ближними в собственных интересах — единственно верное поведение в этих условиях. Но какова же альтернатива?

Надежда на ее существование умерла в Тони ненастным ноябрьским утром, когда он почти минуту стоял неподвижно под косым дождем, держа в руках лопату с прилипшим к ней комом грязи и глядя на маленький нарядный ящик, в котором лежал его дорогой Габриэль. Едва пяти лет от роду, малыш храбро сражался, стремясь к красоте и добру, но был вырван из нежных объятий людей, любивших его больше всего на свете.

Наконец земля окончательно ушла у Тони из-под ног и провалилась в бездну. Туда же полетели осколки его сердца и последние надежды. Но слез он не проливал. Гнев против Бога, мироустройства и против гибели собственной души не спас и не сохранил его сына. Мольбы, обещания, молитвы — все отскакивало от небес и возвращалось неуслышанным, словно в насмешку над бессилием человека. После того, как умолк голос Габриэля, все потеряло смысл.

Пока Тони предавался воспоминаниям, его движение кверху замедлилось, и он повис в непроглядной темноте, мучась вопросом: если бы Гейб выжил, смог бы драгоценный малыш спасти его от падения? Еще три лица промелькнули перед ним, три человека, которых он предал так гнусно и непростительно: Лори, в которую влюбился еще подростком и на которой дважды женился; дочь Анджела, которой он ненавистен едва ли не так же, как себе самому; и Джейк… Ох, Джейк! Прости меня, малыш.

Но разве дело в этом? Стремление выдать желаемое за действительное — вот в чем настоящее зло. Задавая себе все эти вопросы: а что если?.. а что было бы, или могло бы быть, или должно было бы быть, если бы?.. — он лишь недолго тешил себя, попусту тратя силы и упуская возможности. Сама мысль о том, будто что-то имеет значение, — это ложь, заблуждение, самообман на пути к эшафоту. Когда Тони поглотит бездна, от него останутся лишь иллюзии в сознании живущих, зыбкие недолговечные воспоминания — плохие и хорошие, — осколки ложных представлений, будто в его жизни был какой-то смысл. Но если ничто не имеет смысла, то нелепо и утверждение, будто стремление выдать желаемое за действительное есть зло.

А надежда — сказка, она не может быть злой.

Нет, смерть — просто смерть, тут и говорить не о чем. Хотя, если рассуждать логически, размышлял Тони, и это нелепо. Это значило бы, что сама смерть имеет смысл. Чушь. Он отмел эти мысли как жалкие и неуместные попытки убедить себя, будто его жизнь не была пустой и бесполезной.

Он снова стал подниматься и заметил вдали маленькую светлую точку. По мере того, как точка приближалась — или он приближался к ней, трудно было сказать, — она росла и становилась ярче. Тони решил, что именно в ней он умрет. Он где-то читал, что умирающие видят свет, но полагал это результатом последних вспышек деятельности нервной системы, когда мозг с жадностью хватается за любой остаток мысли или воспоминания, в последней отчаянной и бессмысленной попытке удержать в загрубевшей руке нечто столь же неуловимое, как ртуть.

Тони перестал сопротивляться. Его подхватила какая-то невидимая волна и понесла навстречу светящейся точке. Свет становился все ярче и ярче. Тони пришлось повернуть голову и прищуриться, чтобы защитить глаза от ослепительного теплого сияния. Только теперь он почувствовал, как замерз, находясь в этом подвешенном состоянии. И хотя он отвернулся от сияния, его тянуло к нему, будто что-то внутри него отзывалось на властный призыв.

Внезапно Тони ощутил под ногами какую-то каменистую почву, а руками нащупал по бокам от себя две стены. До него донесся запах земли и листьев. Может быть, его хоронят и он смотрит вверх со дна могилы? При этой мысли у него от страха перехватило дыхание. Что если он умер не окончательно, а люди собрались, чтобы воздать ему последние почести, ничего не подозревая?

Но тревога быстро прошла. Все кончено, он уходит. Тони неохотно подчинился судьбе и сложил руки на груди. Свет стал настолько ярким, что пришлось совсем отвернуться от него. Этот неожиданный натиск напугал Тони, у него закружилась голова. Он стал погружаться во всепоглощающее пламя; его ослепил…