Алексей Серов - Мужчины своих женщин

Сэлинджер

«Есть люди, с самого детства своего не знавшие никаких других законов, кроме закона волосатого кулака и потной грубой силы. Эти люди подчинялись действию, казалось бы, вечных, незыблемых установлений — и сами пользовались насилием как простейшим способом подогнать этот мир под себя. И если однажды такой человек начинает вдруг понимать, что не все в жизни подчиняется этим правилам, а есть и правила другие, где царят справедливость и любовь — нет ничего лучше, и можно лишь радоваться за него.

Но если, избави Бог, все было наоборот, и правильно воспитанный с детства человек, живя дальше и дольше, постепенно разочаровывается в привитых ему благородных идеалах, а убеждается и видит вокруг себя одну только ложь, предательство и ежечасное насилие, и видит, еще хуже, торжество всего этого над добром и любовью — вот когда остается лишь горевать и молиться, ибо трудно дальше придется такому человеку, путь его будет извилист и тернист, и окажется ли он когда-нибудь снова на верной дороге — Бог весть…»

Малоизвестный писатель В., сидя в домашнем кабинете, представлявшем собою слегка отгороженный угол в единственной комнате его квартиры, где он жил с женой и маленькой дочкой (а на работе кабинета у него не было, потому что он вкалывал на заводе простым сверловщиком), в задумчивости смотрел на экран монитора. Там мерцали два абзаца текста — начало нового рассказа или повести; В. собирался показать этим произведением все, на что был теперь способен. Время пришло, уже двадцать семь лет, нужно создавать серьезную вещь на конкретном жизненном материале и обретать известность, которой, чего там греха таить, он давно заслуживает. Опубликованные в городской прессе рассказы и восторженные отзывы местных критиков убедили его полностью. Он бросил камень в это стоячее болото! И круги пошли — но очень быстро успокоились. Пора открывать миру свое истинное лицо.

Он сидел на маленьком детском стульчике, стол был тоже невысок — журнальное шаткое сооружение. Чтобы дотянуться до клавиатуры, руки приходилось просовывать между колен и сидеть скрючившись вдвое, колени же писателя торчали в разные стороны едва не выше плеч. В. был ростом длинен и тощ и представлял бы собою довольно забавную картину (лягушка, готовая слизнуть муху), если бы не его прищуренный левый глаз и почти злобное выражение лица. Он в двадцатый раз перечитывал только что написанное.

Два абзаца подвергались в течение сорока минут беспрерывной правке; последний вариант отличался от первого абсолютно. Не осталось почти ни одного прежнего слова. И эта артподготовка, кажется, не была напрасной — плацдарм на том берегу удалось захватить.

Текст, распятый на дыбе авторского пристрастия, мутировал, мимикрировал и старался отползти в дальний темный угол, но автор был безжалостен. Словно хирург, он резал слова и целые фразы, ампутировал ненужные куски, пересаживал, приживлял новое и смотрел, что вырастет; вытягивая из текста струны жил, больно щипал их, прислушиваясь к ответному звучанию… И поэтому неудивительно, что после такой работы автор устал и даже слегка вспотел. «Пивка бы сейчас хорошо».

Каждый раз, садясь к своему рабочему инструменту, он почти не верил, что сможет написать еще хоть одну толковую фразу, а тем более когда-нибудь закончить весь текст (хотя таких текстов у него было немало). И каждый раз, перечитывая готовый кусок, он радовался, но еще более дивился себе: надо же, смог! Сделал! Ай да я! Чудо какое-то… Он обычно писал вот так: медленно и тяжело, и потому не очень любил это дело; но только им и хотел бы заниматься в жизни.

Главная трудность здесь была — вымучить из себя первые слова и строки, а дальше все покатится само. И вот начало рассказа, словно вечерний туман в степи, собралось по ложбинам и извилинам, оросило собою подсохшие писательские мозги. Это было настоящее событие для автора.

«Но, пожалуй, чересчур назидательно, — решил В., снова пробегая глазами по строчкам. — И "бога" слишком много. Скулы может свести… Что ж, ведь это не детектив и не боевик, не обязан я каждой строчкой заманивать читателя и обещать сладкое. Так надо. Орел мух не ловит, классики перед публикой в реверансах ноги не ломают… Оставлю пока так, а завтра продолжим».

Он нажал кнопку «Сохранить» и выключил компьютер. Бесцельно посмотрел в смутное окно.

Откуда-то остро попахивало гороховым супом. Писатель повел носом, ища источник запаха, и обнаружил его у себя под мышками. Чертыхнулся, рассмеялся. Почесал давно не бритую щеку…