Антония Байетт - Обладать

Я живу в башне – как старая ведьма, и сочиняю стихи, которые никому не нужны…

Если вы, являя добросердечие, сообщите мне о его положении – я не устану благодарить Бога и Вас за эту милость. Предаю себя в Ваши руки.

Ваша

Кристабель Ла Мотт.

Весь последний месяц его жизни она носила с собою оба письма, это и то, нераспечатанное: она выходила из комнаты по делам, и вновь возвращалась в чертог общих воспоминаний, и ощущала конверт в кармане, точно острый нож.

Она приносила ему изящно составленные букеты. Жасмин, лиловатый морозник, тепличные фиалки.

«Морозник, Helleborus niger… [171] Одно из растений сада Прозерпины (Э.Спенсер, «Королева фей», книга II, песнь VII, строфа 52). Отчего зелёные лепестки так таинственны, Эллен? Помнишь, мы читали Гёте… метаморфозы растений… в одном малом средоточено всё… листья… лепестки…»

«Это было в тот год, когда ты написал о Лазаре».

«Да, Лазарь… Etiam si mortuus fuerit… [172] «Даже если умрёт…» (лат. ). В Синодальном издании: «Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в меня, если и умрёт, оживёт…» (Евангелие от Иоанна, 11, 25). Как думаешь в сердце твоём – наша жизнь продолжается… после?..»

Склонив голову, она долго искала правдивый ответ:

«Нам это обетовано… люди столь дивные существа, каждый из нас неповторим… не может быть, чтоб мы исчезали, уходили в никуда. А вообще не знаю, Рандольф, не знаю…»

«Если нет ничего, я не буду… чувствовать холода. Но ты положи меня, слышишь, милая, положи меня на вольном воздухе… не хочу быть запертым в Вестминстерском аббатстве. Хочу лежать в вольной земле, на воздухе!.. Не плачь, Эллен. Ничего тут не переменишь. Всё правильно. Мне не жаль, как сложилась жизнь… ты меня понимаешь… Я жил…»

За пределами комнаты она сочиняла в голове письма.

«Я не могу отдать ему Вашего письма, он сейчас спокоен, почти счастлив, как могу я тревожить покой его души в этот час?»

«Имею Вам сообщить, что я всегда знала о ваших… о вашей?..» О чём? Об отношениях, о связи, о любви?..

«Хочу сообщить Вам, что мой муж рассказал мне, давным-давно, добровольно и честно, о своём чувстве к Вам, после чего это дело, понятое между нами, было отставлено навсегда как прошлое и понятое между нами».

Слова «понятое между нами» звучат как-то странно, но хорошо выражают смысл.

«Я Вам признательна за уверение, что Вы ничего обо мне не знаете. Могу и Вас заверить с подобной же искренностью, что не знаю в подробностях о Вас — лишь самое простое, как имя и проч., и что муж мой любил Вас, с его же слов».

Одна старуха отвечает другой. Другой, которая называет себя ведьмой из башни.

«Как можете Вы просить меня об этом, как можете вторгаться в нашу с ним жизнь, которой уж почти не осталось, в наш с ним мир, где мы добры друг к другу и связаны неизречимыми узами; как можете омрачать последние дни, не только его, но и мои последние дни, ведь он моё единственное счастье, и скоро я это счастье утрачу навеки, как Вы не понимаете, – я не могу отдать ему Ваше письмо!»

Но на бумаге она так и не написала ни строчки.

Она сидела возле него, искусно оплетая браслетку чёрного шёлка своими и его волосами. На груди у ней брошь, что он когда-то прислал ей в подарок из Уитби: в чёрном янтаре тонко вырезаны, седовато отблескивают розы Йорка. Волосы, седые или седоватые, отблескивают вот так же на чёрном шёлке…

«Браслет волос на костяном запястьи… Как вновь мою могилу отворят… – забормотал он. – Помнишь у Донна? [173] Строки из стихотворения «Реликвия». Это стихотворенье… мне всегда чудилось… оно наше… про нас с тобой… да-да…»

Это был один из плохих, тяжёлых дней. Редкие минуты ясности перемежались часами, когда его сознание словно странствовало где-то далеко – знать бы где?..

«Странная штука… сон. Можно оказаться… повсюду. Поля… сады… иные миры… Во сне у человека бывает… другая ипостась».

«Да, милый, наверное. Мы очень мало знаем о нашей собственной жизни. О собственном знании».

«Там, в летних полях… я её видел… поймал на взмах ресниц… Нужно было мне о ней… позаботиться. Но разве я мог? Я бы только ей повредил… Что это ты такое делаешь, Эллен?»

«Плету браслет. Из наших с тобой волос».

«У меня в часах. Её волосы. Скажи ей».

«Сказать ей что?»

«Не помню…» – Он снова закрыл глаза.

Действительно, в часах были волосы. Длинная изящная косица, бледно-золотистая. Аккуратно перевязанная светло-голубой ленточкой. Она положила её перед собою на стол…