Елена Чалова: Ребенок моего мужа : повести

— Ну, Стенли, что же ты опять завис? Давай, старик, нам надо работать.

Надо отдать им должное — все вещи, имеющие собственные имена, работали на совесть.

Когда Катерина наконец добралась домой, в квартире было тихо. Она скинула туфли, поежилась от холода плитки под ногами (надо было делать теплый пол, ведь предлагали строители, но ей вдруг стало страшно и неприятно от мысли о проводах, которые будут под ногами, — и она отказалась). В спальне молодая женщина торопливо повесила в шкаф новое платье и подошла к окну. Внизу лежали Патриаршие пруды — лебеди, липы, скамеечки, памятник дедушке Крылову. Там, у пруда, она разглядела одуванчиково-желтую курточку дочки среди других таких же ярких лоскутков. Рядом синим васильком цвел плащ Тани — Настенькиной няни. Прихватив киндер-сюрприз, Катерина спустилась во двор.

— Мама! — Девочка кинулась к ней через весь сквер. Помня правила игры, Катерина покорно ждала на месте, хотя сердце забилось быстрее от волнения — а вдруг она упадет? Слава богу, она не споткнулась и, благополучно добежав, уткнулась матери в колени.

— Привет, Ананасик. — Катерина целовала завитки темных волос на влажном лобике, зажмуренные глаза и щечки, почему-то пахнущие корицей.

— А мы с Таней плюшку ели, — доложил ребенок. — Во-от такую. — По описанию плюшка скорее смахивала на батон или даже каравай, поскольку была «куглая», но Катерина лишь кивнула. Что съели, то съели. Сначала она отрицательно относилась к таким вот уличным перекусам — аппетит перебьет, руки грязные. Но Таня за грязными ручками следила, а удовольствие от теплой плюшки или разломанной пополам шоколадки, купленной «самостоятельно» — главное — дотянуться до прилавка, чтобы монетки из кулачка попали в блюдечко для мелочи, — удовольствие это можно было понять, лишь вспомнив собственное детство.

Они уютно устроились на скамеечке, и молодая женщина расслабилась, щурясь на заходящее солнце, которое одно за другим зажигало окна в доме напротив фантастическими огнями. Близился вечер, и в воздухе словно висела тонкая дымка и плыл сухой, горьковатый запах осенних листьев. Осень только начиналась, но вода в пруду уже потемнела, и как-то не по-летнему отчетливо слышались звуки в истончившемся воздухе.

Катерина вздрогнула от неожиданности, когда дочка, тихо сопевшая рядом — тонкая обертка шоколадки не поддавалась неловким еще пальчикам, — вдруг сорвалась со скамейки.

— Ананасик, ты куда?

Девочка подбежала к прогулочной коляске, которую катила по аллее пожилая женщина. В коляске сидел толстощекий годовалый малыш. Он заулыбался — на щеках появились ямочки — и потянулся ручками к шоколадке. Настя сразу обрела солидность, как это часто бывает с детьми, когда они общаются с младшими:

— Подожди, сначала разверну, а потом дам. Идем. — Она потянула коляску к скамейке. Девочка честно разделила шоколадное яйцо пополам и теперь пыталась собрать игрушку, приговаривая: — Смотри, Сашурик, как надо, я тебя научу.

Игрушка оказалась неожиданно сложной, и собирать пришлось всем по очереди — и Тане, и Катерине, и Анне Петровне — так звали бабушку малыша. Наконец маленький зеленый дракончик был побежден: он ездил и хлопал крыльями как положено. После чего выяснилось, что времени уже много и всем пора по домам. Настенька, прощаясь, отдала игрушку мальчику, чем очень удивила маму — до этого все до одной игрушки из волшебных шоколадных яичек тщательно собирались в сундучок от новогоднего подарка и разбазариванию и дарению не подлежали.

Дома Настя и Татьяна, которая бессовестно (то есть без всяких угрызений совести) прогуливала свой вечерний юридический, отправились ужинать, а Катерина поспешила в спальню: пора одеваться — сегодня они с Александром идут в театр. Открыв шкаф-купе, молодая женщина застыла в раздумье — что бы такое надеть? Пожалуй, новое платье, тонкие чулки (именно чулки, а не колготки. Ведь к ним полагается кружевной пояс. Хотя можно и те, которые на липучках. Все равно — полоска кожи между чулком и трусиками — одно из самых соблазнительных местечек), туфельки на шпильках — шоколадного цвета, с золотыми пряжками, они чудесно подойдут к обновке. Теперь надо высоко зачесать волосы и закрепить их узлом на затылке. Оглядев себя в зеркале, Катерина задумалась. Кажется, вышло слишком строго — просто классная дама какая-то. Иришка часто упрекает ее в несовременности. Так, где это… Она заметалась по спальне. Вот, последний «Космополитен». Так, тренды (господи, ну почему тренды? Куцее какое-то слово. Написали бы уж «тенденции» или «направления»). Разглядывая глянцевые страницы, которые предлагали «различные варианты макияжа и причесок, особенно актуальных этой осенью», Катерина пришла в замешательство. Прическу как на картинке можно сделать только в парикмахерской, и то не в любой. А макияж… Что-то как-то пестренько все. Да и нет у нее ни помады «выраженно сливового цвета», ни «теней оттенка груш „вильям крисп“». Вот балда, ведь была сегодня в центре и ничего не купила. А с другой стороны… Ей ведь не восемнадцать, и вообще как-то она себя плохо представляла с губами цвета спелой сливы. Нарисовав в уме свой ультрамодный облик, Катерина фыркнула, сказала вслух своему отражению: «Не была ты никогда модно прикинутой штучкой, так нечего и начинать» — и принялась за свой обычный вариант вечернего макияжа. Тени светлых тонов, перламутровая помада. Не слишком ярко, может статься, зато она себя уверенно чувствует и знает, что выглядит одетой и накрашенной со вкусом. Теперь волосы. Сейчас модно быть немножко растрепанной, но это как-то не вяжется с театром, да и вообще… Пожалуй, можно выпустить локоны — они обрамляют лицо, и прическа будет выглядеть менее строго.