Ричард Бах - Иллюзии, или Приключения вынужденного Мессии

23. И, стоя на вершине холма, услышал он голос, ни мужской, ни женский, ни громкий, ни тихий, но голос определенно добрый. И этот голос сказал ему: «Не моя, но твоя исполнена воля, потому что твоя воля является для тебя моей. Иди своим путем, как другие люди, и будь счастлив на земле».

24. И Учитель был счастлив, услышав это, и он воздал хвалу голосу и спустился с холма, напевая песенку автомеханика. И когда толпа окружила его, своими воплями требуя исцелений, поучений и бесконечных чудес, он улыбнулся и радостно произнес: «Я ухожу».

25. На мгновение толпа онемела от изумления.

26. И он сказал им: «Если человек скажет Богу, что больше всего на свете, любой ценой, он хочет помочь страдающему миру, и Бог ответит ему и скажет, что делать, следует ли человеку поступать так, как ему укажет Бог?».

27. «Конечно, Учитель! — вскричала толпа. — С радостью должен он выстрадать все муки ада, если Бог прикажет ему!».

28. «Какими ни были бы пытки, каким трудным бы ни оказался приказ?»

29. «Честь быть повешенным, слава быть распятым на дереве и сожженным, если того захочет Бог», — сказали они.

30. «А что бы стали делать, — сказал Учитель толпе, — если бы Бог предстал перед вами и сказал: „Я приказываю вам всем всю свою жизнь быть счастливыми в этом мире“. Что бы вы стали делать?».

31. И смолкла толпа. Не было слышно ни единого голоса, ни единого звука там, где стояли они, на холмах и на их склонах.

32. И в тишине сказал Учитель: «В пути к нашему счастью найдем мы знания, ради которых выбрали мы эту жизнь. Так случилось, что сегодня я понял это, и я покидаю вас, чтобы вы шли своими дорогами, которые должны выбрать сами».

33. И он прошел сквозь толпу и оставил их, и вернулся в повседневный мир людей и машин.

Я познакомился с Дональдом Шимодой примерно в середине лета. За четыре года полетов я еще ни разу не встречал ни одного пилота, который занимался бы тем же, чем и я: перелетами из города в город на старинном биплане и катанием пассажиров по три доллара за десять минут в воздухе.

Но однажды, пролетая к северу от Ферриса, штат Иллинойс, я взглянул вниз из кабины моего «Флита» и увидел выкрашенный в белый и золотой цвета «Трэвел Эйр 4000», преспокойно стоящий посередине изумрудно-зеленого поля.

Я живу свободной жизнью, но все равно иногда становится одиноко. Я увидел внизу этот биплан и после секундного размышления решил, что не будет ничего плохого, если я приземлюсь рядом. Газ на минимум, руль высоты на пикирование, и мой «Флит» устремился к земле. Ветер свистел в расчалках (а это приятный звук), старый мотор стучал, вращая пропеллер. Очки на лоб, чтобы лучше видеть посадочную полосу. Зеленые кукурузные джунгли, крохотная изгородь, а за ней, насколько я мог видеть, простиралось только что убранное поле. Руль высоты в горизонтальное положение, небольшой круг над полем, и вот трава уже бьет по колесам, вот знакомое подрагивание коснувшегося земли заднего колеса, торможение, и, наконец, я подруливаю к этому самолету и останавливаюсь. Газ убран, зажигание выключено, пропеллер, сделав несколько оборотов, замирает в тишине июльского дня.

Пилот «Трэвел Эйр» сидел на траве и наблюдал за мной, опершись спиной о колесо своего самолета.

С полминуты я молча смотрел на него, удивляясь его загадочному спокойствию. Если бы какой-то самолет приземлился и остановился в десяти ярдах от меня, навряд ли я оставался таким хладнокровным. Я кивнул ему. Не знаю почему, но он мне нравился.

— Ты выглядел одиноким, — сказал я.

— Ты тоже.

— Мне не хотелось бы тебе мешать. Если на этом поле я лишний, я могу полететь дальше.

— Нет, я ждал тебя.

В ответ на это он улыбнулся.

— Извини, я опоздал.

— Ничего.

Я снял шлем и очки, выбрался из кабины и выпрыгнул на землю. После пары часов полета на «Флите» было приятно размять ноги.

— Надеюсь, ты не возражаешь против ветчины с сыром? — спросил он.

Ветчина с сыром и, возможно, с муравьями. Ни рукопожатия, ни представления.

Он выглядел крупным мужчиной. Волосы до плеч чернее резины колеса, на которое он опирался. Глаза темные, как у сокола. Такие глаза мне нравятся у друга, но если они принадлежат кому-нибудь другому, то их взгляд вызывает во мне чувство неловкости. Он смахивал чем-то на сансэя карате.

Я взял у него бутерброд и воду в крышке от термоса.

— А все-таки, кто ты? — спросил я. — Я уже несколько лет катаю пассажиров, но ни разу не видел никого в этом бизнесе.

— Я занимаюсь примерно тем же, — довольно радостным голосом ответил он. — Плюс кое-какой ремонт, пайка. Иногда вожусь с тракторами. Если я слишком долго задерживаюсь на одном месте, у меня порой возникают трудности. Вот я и собрал самолет. Тоже катаю людей.