Елена Лобачева - Хроники Птеродактиля

Лена успокоилась, заметив, что от злости у нее перестали болеть ноги. Последние дни слились в одни непроходящие слезы: плакали дома, плакали приходившие посочувствовать соседи, а больше всех плакала мама. Лена не плакала. Она пыталась выдрать из головы навязчивую картину: голова отца лежит на столе, руки свесились, а изо рта исходит какой-то нехороший храп. Этот храп стал преследовать: он мерещился на улице, в троллейбусе… «Если я буду выходить замуж, — думала Лена, — то спрошу сначала, храпит или не храпит этот будущий муж».

— Дела наши идут за нами, — забыв про латынь, изрек Владимир. — Что удивительно: не о детях и не о жене мытарства терзают, Елена твоя — вот предмет искупления, верно?

В который раз пытался Владимир получить подсказку, уж и не помню. Да только, не у того он совета просит: хоть и жаль его, да помогать не хочется, — пусть сам докумекает, а я подожду. Да присмотрю за кое-кем.

Вадим Иванович бодро шагал к машине. Утро наполнилось весенней свежестью, настроение источало уверенность как в сегодняшнем дне, так и в завтрашнем, а нудная проблема с «подругой детства» вчера разрешилась сама собой. «Надо бы купить цветы и навестить ее в больнице. Хотя… какие цветы? Ребенка не будет, и это для женщины совсем не радость…» Вадим Иванович считал себя порядочным человеком.

Степан появился около машины так неожиданно, что Вадим Иванович вздрогнул:

— Ну, напугал! Надеюсь, с приятными вестями? Неужели готово? А схема приема прописана? — с трудом сдерживая радость, Вадим Иванович приоткрыл коробочку, понюхол, потрогал, закрыл, просмотрел инструкцию, снова открыл коробку и как ребенок поверил в чудо.

Степан не стал пересчитывать деньги. Чувство отданного долга наполняло легкостью каждый вздох, руки будто стали свободнее, хотелось двигаться вперед и вверх. Из состояния восторженной эйфории вывел звонок мобильного. У Бориса чутье, как у гончей, или… это свойство всех сумасшедших? Степан изобразил уныние и скучно спросил:

— Как самочувствие? Как у меня дела? Да что — я? Стараюсь, кручусь, как могу, главное — ты выздоравливай.

Перебитая радость заставила вернуться к повседневным делам: зайти домой, спрятать деньги, накормить Маркиза и лечь на диван, чтобы собрать в кучу разрозненные мысли.

«Успею сознаться: я сделал, я и решать буду, чем делиться, а что для себя приберечь», — уговаривал себя Степан, поглаживая спинку Маркиза, все меньше веря в собственную искренность и все больше понимая, что долго скрывать от Бориса завершение операции не сможет. Бережно отстранив котенка, он решительно встал, накинул куртку, сунул ноги в ботинки и, бросив по привычке Маркизу: «Не скучай, я скоро», отправился к Борису. «Сориенируюсь по ситуации», — решил для себя Степан, еще раз порадовавшись, что деньги дома, надежно укрыты и долгов у него нет.

Степан привычно толкнул дверь, наперед зная, что не заперто. «Процесс прогрессирует», — мельком подумал он, войдя в квартиру, ставшую похожей на перевалочный пункт.

О своем намерении поехать к клиенту Борис забыл сразу же после ухода Степана в прошлый раз. Да Степан и не удивился этому. По-человечески жалея приятеля, он не хотел загубить результаты последних своих стараний. Как ни крути, не было заслуги Бориса в том, что и на этот раз заказ все-таки сделан, причем сделан аккуратно, как того заслуживали и желание клиента, и полученные деньги.

— Ты умывался сегодня? — Степан открыл окно, собрал в комок одеяло, стряхнул его прямо из окна. — Иди в ванную, я перестелю.

Борис покорно встал, направился в ванную. Из туалета послышался шум спускаемой из бачка воды.

— Хоть бы дверь прикрыл, — беззлобно посетовал Степан, выкладывая чистую пижаму на свежезаправленную постель. — Мойся, не спеши, я пока перекусить организую.

— Как клиент поживает? — вдруг поинтересовался Борис. Он макал хлеб в яичницу и запивал сладким чаем. — Или мы уже с ним закончили? Чего вылупился? Обыкновенно закончили, хм, чтобы не раздражал нас больше, хм — или я не прав? Ах, нечестно, видите ли… Ну-ну, давай по-честному. Только без меня.

Степан молча пережидал бессвязную болтовню приятеля. «Ишь, как повело: день ото дня хуже. И врача позвать боязно: упекут, потом не отмоешься. Неужели простуда так подтолкнула? Простуда помогла разгореться, а тлело-то давно», — решил Степан.

Вадим Иванович долго не решался принять первую горошину. Наконец оставшись один, еще раз перечитал инструкцию, налил полстакана воды из серебряного графинчика — вон как требуется-то: вода в серебряной посуде должна простоять тридцать шесть часов — и запил свою первую горошину. Посмотрев на часы, сделал первую отметину в приложенном к инструкции маленьком календарике и красным фломастером обвел уже на большом календаре следующую дату приема.