Я просыпался раньше времени, ругаясь, тащился к умывальнику, смотрел, как Юрка приседает, подпрыгивает, выжимает двухпудовку, а потом обливается холодной водой прямо из колонки. Брр!
Как-то раз, проделав все свои комплексы, Юрка подбежал к моему окошку и крикнул, чтобы я помог ему окатиться. Я вышел, потягиваясь, в брюках и теплой рубашке, постукивая зубами от холода. Юрка уже стоял у колонки с полным ведром. Ничего не подозревая, я протянул руку, но Юрка размахнулся и окатил меня холоднющей водой.
— Гад! — задохнулся я, но Юрка так хохотал, что попрекать его значило вызвать новые припадки хохота. Я ушел и полдня не говорил с ним, но потом мы помирились и на другое утро вместе бегали голышом по непроснувшейся улице, орали и хохотали, хлопая себя по бледным животам.
— Пресс! — кричал Юрка. — Для космонавта главное — брюшной пресс. Чтоб была не бледная кожа, а сплошные мышцы!
И мы принимались развивать пресс, и бицепсы, и мышцы ног и спины…
После работы мы шли прямо к Юрке. Он открывал почтовый ящик, шарил в пустоте, а потом кричал Марье Михайловне:
— Мам! Мне писем не было?
Писем почему-то не было, и мы бродили по городу или брали билеты в кино, снова и снова толкуя о том, как Юрка поступит в школу космонавтов.
Я об этом не мечтал. Я знал, что меня в такую школу все равно не примут: я носил очки. А очкариков, как известно, в космос не берут, а то еще проглядят что-нибудь важное.
Но я тренировался с Юркой не переставая. Я решил, что это мне никогда не повредит. Разве хуже быть Главным теоретиком космонавтики? Или Главным конструктором? Таинственным человеком, имя которого не пишут в газетах. Конечно, про Главных это я так, но ведь у Главных есть неглавные, есть помощники. Я хотел бы быть помощником. Никому не известным человекам в очках, решающим сложные задачи. Я мечтал осенью поступить в университет, на физико-математический. Так что с Юркой мы, может, еще и встретимся. Где-нибудь в пустыне, на космодроме. Я усмехнулся. Он в скафандре, а я — в очках. Не то все-таки! Особенно для девушек. Пусть даже у тебя не голова, а дом Советов. Но ничего. Влюбляются и в очкастых… Вон, в кино — на каждом шагу. Раз очкастый — значит умный.
…В цехе я собрал анкеты.
Юрка меня поразил. Все десять его любимых книг были о космонавтах, об авиации. Циолковский, Жуковский, Чкалов, специальные технические книжки.
— Ты читал их? — спросил я.
— Нет еще, — простодушно ответил Юрка. — Выписал в библиотечном каталоге. Но я прочитаю. Не беспокойся.
— Юрка, как же! — сказал я. — Ведь нужно то, что ты читал, что ты любишь.
— Ну, я эти книги и люблю. Только вот еще не читал. Так прочитаю же! Я тебе говорю!
А с Матвеичем вкусы у нас оказались общие. Он тоже записал и «Евгения Онегина», и Есенина. А еще «Рассказы о первой конной» Бабеля. Интересно, что за книжка? И кто такой Бабель? Ходит у нас по реке пароход, называется «Бебель». Не тот, значит. Надо бы узнать. И вообще, как много надо прочитать, посмотреть, узнать! Все какие-то дела, дела. И никак ничего не успеваешь. А сейчас тем более. Утром зарядка с Юркой, работа, потом подготовка к экзаменам. Про Анку я стараюсь не думать. Когда она ждет Юрку у проходной, я чуточку отстаю от них, а потом исчезаю.
Кажется, все-таки Юрка тогда просто заливал этому Николаю Кузьмичу про «товарища по работе». И как я сразу не додул? Ну вот поставь я себя на его место. Как бы я ответил? То же самое. Что ж еще скажешь?
Теперь каждый день Юрка с Анкой после работы уходят одни. То в кино, а то просто гуляют по улицам.
Весна, у нас в палисаднике распускается сирень. В апреле, когда полетел Гагарин, были маленькие серые почки. Потом они начали толстеть. Толстели-толстели. А раз пришел я с работы — смотрю, листочки выползли. Сморщенные, ярко-зеленые. Такие, что потрогать хочется. А потрогаешь — приклеишься: липкие!
Вчера я купил книгу про Эйнштейна. К утру прочитал всю. А потом оторвал корочку с портретом, обрезал аккуратно и поставил на стол. Теперь Эйнштейн всегда будет рядом. Я смотрю в распахнутое окно, на сирень. Я думаю про Эйнштейна. Как это раньше мне казалось, что язык математики сух и бесцветен? Нет, он живой, язык уравнений.
У Юрки отличная идея. Он пришел ко мне с журналом, где напечатаны фотографии — Юрий Гагарин на тренировке.
— Давай, — говорит, — сделаем тренировочное колесо и вот такие качели!
Я сразу согласился, два дня сидел над чертежами, и вот — все готово, можно делать, бревна в сарае есть. Юрке вот только некогда, он то на совещании сидит, то Анка его у проходной ждет. Пришлось мне самому орудовать. Договорился я с начальником механического цеха, с ребятами, и каждый день после работы уходил к ним, слесарил, варил поперечину к колесу, работал на тисах. Потом свез колесо и металлические части качели домой и еще пару дней копал ямы под столбы. Ребята с нашего двора помогли мне все смонтировать. Вот шуму-то было! Тетки охали и причитали. Им теперь, видите ли, негде сушить белье, «эти шалопаи» перерыли весь двор. И так далее и тому подобное. А у снарядов — настоящая давка, пацаны отпихивают друг друга, вот-вот подерутся. Я уж и не знал, куда мне деться, как вдруг появился нарядный Юрка. Конечно же, все мальчишки с нашего квартала уже знали, что он тезка космонавта. Юрка подошел к мальчишкам, и они сразу притихли, внимательно и серьезно разглядывая его веснушчатый нос и серый галстук с зажимкой в виде ракеты.
Читать дальше