Энтони Берджесс - Доктор болен

— Себя теперь куплю я для. Доппель джин. — Эдвин все больше злился, а за стойкой бара раскатывались и звенели четыре разных акцента.

Как раз в тот момент по лестнице, без труда миновав дозорного, спускались четверо членов мафии, толкавшей котлы, о чем шепотом сообщил Гарри Стоун. Эдвин, ученый филолог, знал, что такое «котлы», — дешевые контрабандные часы с гарантированным на пару дней ходом. Четверо мужчин, хоть и пьяные, хорошо выглядели для своего промысла. Один — светловолосый, с крупным костяком, красивый, как кинозвезда, в твидовом костюме и в очень хорошем реглане, однако с топкими губами и безумными глазами. Другой — огромный, бочкообразный и как бы готовый заплакать, — полюбился Эдвину благодаря тому факту, что тоже был в пижаме под хорошо заглаженными складками спортивной куртки (подпоясанный шнуром от пижамы, как бы тянувшимся из его собственного пупка), в распущенном галстуке, в дождевике. Третий, очень угрюмый, нес большой громыхающий «гладстон» [58] Гладстон — неглубокий кожаный саквояж, получивший название по имени британского премьер-министра Уильяма Гладстона (1809–1898). . Четвертый по имени Джок был сильно изуродован, должно быть в драках в Горбалсе [59] Горбалс — район трущоб в Глазго. . Эти четверо принесли свою выпивку — виски в плоских фляжках — и, похоже, пришли только ради компании. Красивый блондин с безумными глазами заказал музыку.

— Не сегодня, — взмолился из-за стойки бара Лео Стоун. — Пришлось вырубить на сегодня, Боб. Нас посетили.

— Хрены моржовые, — молвил Боб, красиво раскачиваясь. Взглянул на Эдвина и сказал: — Тогда ты давай. Пой.

Но беззвучно возникший безобразный смуглый человечек обратился к Бобу:

— Нобби чего схлопотал?

— Бесплатный курорт, — сообщил угрюмый носильщик «гладстона».

— Чего? Без штрафа, без ничего?

— Угу.

— Пофартило, язви его в душу. — И смуглый безобразный мужчина исчез.

— За что Нобби схлопотал три месяца? — полюбопытствовал Эдвин.

— Попался, когда на нем было на штуку котлов, — пояснил Боб. — Вот где его ошибка, ясно? Попался вместе с ними. Ни лицензии на импорт, ничего. А что, — сказал Боб, — тебе известно про Нобби? — И приблизился к Эдвину, подозрительно, но зачарованно.

— Ничего, ничего. Всегда интересно услышать, как кто-то накрылся. И все.

— Почему? Ты чего натворил?

— Был звонком на малине, — без колебаний объявил Эдвин, с радостью смакуя слова, ведь слова для филолога — просто игра.

— Чего? Кого отмазываешь? Кстати, кто ты такой? Зачем в таком прикиде? Под какой кликухой ходишь? — Боб разволновался. — Ты что, чокнутый, да? По глазам скажу, чокнутый. Я сам чокнутый. Ты чего любишь больше всего? Давай выкладывай. Какие дела любишь? — Глаза его возбужденно сверкали. Эдвин все больше пугался. И спасся, шмыгнув за бочкообразного мужчину. Бочкообразный мужчина сказал:

— Никто не любит бедного старика Эрни. Никто не поговорит с бедным стариком Эрни. — В правой руке он держал пинту «Джонни Уокера». — Даже родная мать теперь со мной не разговаривает. Бедный старина Эрни.

— Ты подальше отсюда вали, — сказал Боб. — Никто тебя не просил свое толстое пузо поперек дороги совать. Обмылок здоровенный. Мы с ним разговариваем. Где твои долбаные манеры?

Эрни скосил глаза, приготовившись плакать.

— Вот видите, — заныл он. — Никому я не нужен.

— Мне нужен, — утешил его Эдвин. — Ладно, будет тебе.

— Тебе? — вскричал Эрни с устрашающей радостью. — Будешь дружить со стариком Эрни?

— Ничего в нем для тебя хорошего нету, — раздраженно заметил Боб Эдвину. — В нем вообще нету ничего хорошего. Он нормальный.

— Мы с ним, — с достоинством сообщил Эрни Бобу, — только что с койки встали. Сам увидишь, просто посмотри. Только он больше в койке лежал, потому что у него пижама грязней, чем моя. — Он обнял Эдвина и сказал: — Если ты друг старику Эрни, можешь назад никогда не оглядываться. Я тебя к своей маме домой приведу, скажу, что ты дружишь с Эрни, и она с тобой тоже будет дружить.

— Почему, — полюбопытствовал Эдвин, — она не хочет с тобой разговаривать?

Эрни отшатнулся, обиженный. И заскулил:

— Зачем ты это сказал, зачем ты мне напомнил? — По расчетам Эдвина, было ему, как минимум, сорок пять. Он вдруг вспомнил то, о чем некогда сообщил ему А. С. Нейлл: провинившийся ребенок, укравший часы, вскрыв их, символически обнаруживает, откуда берутся дети. Котлы в роли матери — неплохое название для чего-нибудь. И спросил: