Юрий Поляков - Козленок в молоке

Войдя на кухню, он обмер: жена открыла свой чемоданчик, а там в специальных замшевых углублениях уложена разобранная на части оптическая винтовка.

– Зачем тебе это? – шепотом спросил он.

– Деньги зря, милый, не платят. Я по контрактам работаю. Мог бы догадаться!

И тут до него дошло. Жена, правда, еще до знакомства с ним, занималась биатлоном, а следовательно – отлично стреляла из любого положения. А тут еще по телевизору чуть ли не каждый день говорили о каких-то «белых колготках», женщинах-снайперах, воюющих то в Приднестровье, то в Карабахе, то в Абхазии…

– Но тебя же могли убить! – вскричал он.

– Могли. Но не убили. Только один раз изнасиловали вшестером. Или всемером – не помню… Хотели шлепнуть, но наши отбили. Поэтому я после этого с тобой… Ну, это неважно… Теперь неважно, потому что я вас сейчас пристрелю, как блудливых собак! – Говоря все это, она привычно собрала винтовку и вставила обойму.

– Ты что, серьезно?

– Конечно! Я сейчас вас убью. За такие вещи нужно убивать. Обоих!

– А ты сможешь? – спросил муж, которому стало так стыдно, что он даже и страха не чувствовал.

– Конечно. Это очень просто. Она будет у меня тридцать четвертой. Ты

– тридцать пятым…

– Но ведь ты же…

– А я буду тридцать шестой. Это неважно. Пошли!

Жена втолкнула его в комнату и, пихнув стволом в грудь, заставила сесть на кровать с соседкой, которая от неожиданности не то что убежать, даже одеться не пыталась, только простынкой прикрылась. Она хоть и была классической постельной дурой, сразу сообразила: происходит что-то страшное. И заорала.

Жена вскинула «оптарь» и прицелилась.

– Не ори! – обреченно сказал муж. – Она права. Я бы тоже ее убил, если б вернулся оттуда и застал ее с мужиком…

– Вы оба больные! – еще пуще завопила соседка. – Я -то здесь при чем! Что уж такого случилось? Меня муж три раза заставал и даже пальцем не тронул. Он меня лю-ю-бит…

И вдруг жена отшвырнула в угол нацеленную винтовку, подскочила к соседке и дала ей затрещину, одну, другую, третью, – только голова у той в разные стороны моталась. Потом вцепилась в ее шестимесячные кудри и несколько раз как следует ударила затылком о металлическую спинку итальянской кровати, приговаривая:

– Если тебя твой муж, сука, так любит, что ж ты, лярва немытая, по чужим мужьям бегаешь?! А?

Потом за волосы же она выволокла ее в прихожую, сорвала простынку и вытолкнула абсолютно голой на лестничную площадку, а одежду потом в мусоропровод спустила. Правда, у соседки все обошлось. Она сказала обалдевшему своему супругу, что ее ограбили в лифте, и тот, чтобы успокоить безутешную подругу, купил ей норковую шубу. А наша суперменка, выставив соперницу, спокойно пошла на кухню, разобрала винтовку, уложила в чемоданчик и начала готовить любимый суп мужа – фасолевый, из рульки. Больше она никуда не ездила, вернулась преподавать химию в свою школу. А муж устроился около дома торговать «Московским комсомольцем». Но соседка газет у него никогда не покупает. Зато жена, прибежав из школы, несет ему в термосе и судках горячий обед. Вот такая история…

Походив по комнате, я осознал: окончательно вернуть меня к жизни и сделать полноценным членом общества могут, как и советовал в таких случаях великий Булгаков, только сто граммов водки, закутанные солянкой с маслинами. Я представил себе, как буду наливать водку в рюмочку из казенного с золотыми ободками графинчика, и не ощутил никакой тошноты, а только сосущую сладость во рту. Организм победил!

На улице я зажмурился от солнца и вдохнул неизъяснимый воздух раннего московского лета, настоянный на свежей тополиной листве, выхлопных газах и сырых подвальных сквозняках. Так бывало в детстве, когда после долгого гриппа в первый раз выходишь из дому, чтобы отправиться в поликлинику. А друзья за время твоей болезни даже немного подросли…

ЦДЛ встретил меня все тем же настороженным любопытством. Закусонский отвел глаза. А Ирискин, обедавший в компании других письмоносцев, приветливо дернул мельчайшим лицевым мускулом. Но мне было наплевать! Да, коллеги, я жив, я на свободе, более того – свободен и сейчас буду обедать! У меня даже есть деньги: шинники заплатили! А если еще и пионеры мне отстегнут, то я вообще буду богат, как инкассатор…

Я сел и, как завсегдатай, не раскрывая меню, стал озираться в поисках официанта. Ко мне подошла Надюха – снова в форменном фартучке и с кружевной наколкой в волосах.

– Обедать или поправляться? – спросила она.