Юрий Поляков - Небо падших

Не вышло. Антуан помахал Кате ручкой и удалился вслед за папашей в неведомый мир галльского разврата, утонченно-отвратительного, как сыр «рокфор». В утешение я купил Катерине невдолбенно дорогое колье. Но она была безутешна, хныкала и даже, ссылаясь на приближающиеся женские недомогания, предложила заказать мне девушку по телефону.

– Ну не-ет! – засмеялся я. – Наш триумф мы отметим вместе! И знаешь, кем ты будешь сегодня?

– Кем? – осведомилась она упавшим голосом.

– Жанной д'Арк!

– А ты ослом! – заорала Катька и отшвырнула ювелирную коробочку.

– Что-о?! – нахмурился я.

Так с моими подарками могла обращаться только одна женщина – Татьяна, но именно поэтому она и сидела на Майорке.

– Извини, Зайчуган, – одумалась Катерина и покорно подняла подарок с пола.

Лет десять назад наше участие в любом авиационном салоне вызывало фурор, так как СССР обычно выкатывал два-три абсолютно новых самолета, каждый из которых тянул на мировую сенсацию. По количеству экспонатов мы забивали любую страну, а то и всех участников, вместе взятых. Давая интервью западным журналистам, наши авианачальники, вроде Братеева, без всякого блефа объясняли, что смогли привезти и показать только то, что уже рассекречено. А настоящие новинки можно пока увидеть только на полигонах.

Наши делегации были не только самыми многочисленными, но и самыми дисциплинированными: пили по вечерам и лишь со своими, закрывшись в номерах. Каждый специалист имел строжайшее, утвержденное где надо задание по изучению иностранной техники. А половина делегации и вообще состояла из сотрудников спецслужб, но выделялись они лишь тем, что легче остальных переносили похмелье. Кстати, противопохмельные таблетки – это, пожалуй, единственный еще не разболтанный секрет КГБ. А ведь озолотиться можно!

Теперь же от былых имперских времен осталась только одна стадная многочисленность делегаций, но пьют уже где попало, а депутаты демократической ориентации еще и норовят наблевать в нагрудный карман своему зарубежному коллеге. Привозят же с собой эти шумные официальные оравы всего-навсего деревянные макеты гениальных задумок прошлого, забракованных когда-то разными высокими и тупыми комиссиями. Привозят и безбожно врут об успешных испытательных полетах, выпрашивая, как цыгане, инвестиции и подачки под обещания продать все секреты. Я даже иногда думаю, что же у нас в России закончится раньше: полезные ископаемые или бесполезные секреты?

Но в последние годы появилась одна, прежде неведомая традиция. Официальную делегацию возглавляет обычно замухрышка, вроде Братеева, а в самый разгар выставки появляется какая-нибудь настоящая шишка со свитой, напоминающей по количеству дармоедов похоронную процессию за гробом рок-звезды. Организаторы авиасалонов теряются в догадках, как принимать неофициально свалившихся им на голову заоблачных российских чиновников. А русские конструкторы, покорные от многодневного пьянства, выстраиваются вдоль своих достижений и с холопскими ужимками жалуются залетному начальству на нехватку денег и тихое умирание отечественной авиации.

– Уж прямо и умирает? – качает обычно головой высокий гость. – Вон сколько добра наволокли!

Людям с хорошим пищеварением любая смерть, в том числе и авиации, кажется надуманной проблемой. Они в Кремле вообще, наверное, спохватятся, когда в Замоскворечье заколосится сельхозкооператив имени 10-го всекитайского партсъезда. Но нет худа без добра: в России-то им недосуг заняться проблемами авиации, а в Лондоне или Париже из них, позирующих перед телекамерами, иной раз и удается выудить какое-нибудь обещание, вроде:

– Ладно, разберемся!

На сей раз в Ле Бурже прибыл Второй Любимый Помощник Президента России – высокий, по-теннисному подтянутый, твердолицый человек лет пятидесяти. Он давно уже ездил за границу без жены, которая безвылазно сидела дома и стерегла, как он любил выразиться, домашний очаг, чтобы в старости было на чем щи подогреть.

Вообще-то помощника звали Владимиром Георгиевичем, но за глаза именовали попросту «Оргиевичем». И совсем даже не случайно. В какую бы часть света ни отправлялся Второй Любимый Помощник, опережая его, по спецсвязи летело закодированное по всем шифровальным правилам и обладающее семнадцатью степенями защиты указание организовать к приезду высокого гостя «хорошенькую бордельеру». Оргиевич в свои пятьдесят лет был полон мужских и государственных сил, а полноценную ночную гульбу переносил с легкостью студента, до утра зубрившего сопромат.