Николай Крыщук - Ваша жизнь больше не прекрасна

Я намеренно замешкался, будто ища что-то в карманах. Не бежать же. Но менты, видимо, лучше меня умели держать паузу. Тогда я пошел. Они тут же ленивой, лживой походкой двинулись вслед за мной. Но, может быть, и просто отрабатывали свой скучный маршрут. Сказать наверняка было нельзя. Или сопровождали меня в сторону радио, куда я не только по собственной воле, но и по их установке должен был идти.

Что-то я слишком возомнил о себе.

Страх, однако, снова вернулся. А что если с этим некрологом я попал в заварушку государственного масштаба? То есть гостайна была в некрологе на живого академика? Не сам же Варгафтик выслал за мной следаков и задействовал милицию или одноименную полицию?

Удивительнее всего было то, что я продолжал думать о себе как о живом. Видно, последней умирает не надежда, а страх.

«Тем лучше», — подумал я вдруг, пытаясь справиться с унизительностью состояния, которое предшествует ожиданию реального унижения.

Мне захотелось выпить. Могу я хоть так проверить свое звание? Пусть берут, это хоть по-человечески и, главное — не впервой.

Но на месте прежних рюмочных манили не меня витрины ювелирных магазинов и салонов итальянской мебели. Жизнь явно отстраивалась под кого-то другого, мне и здесь указывали. Захотел полезть на рожон — не тут-то было.

Оставалась еще уютная забегаловка в соседнем с Домом радио дворе. Не могли же и там обустроить офисы с драгоценностями и ореховыми бюро. Это было бы уже святотатство.

Рюмочная стояла на месте. Мальвина-Маша спросила:

— Как всегда?

Я кивнул. Потом решил попробовать, не вернулся ли голос, и к собственному удивлению внятно произнес:

— Да.

Что у них здесь, вокруг Дома радио, магнитное поле, что ли? Почему я снова заговорил?

Так или иначе, меня это обрадовало. Может быть, я еще вернусь к жизни? Набравшись храбрости, я быстро посмотрел за спину — ментов не было.

Вдруг из окна раздался крик женщины в синем халате с крупными, готовыми осыпаться маками:

— Груня! У собаки понос! У собаки понос!

От этого крика я еще более оживился и, можно сказать, воспрял. В этом проникновенном зове был запах настоящей жизни, без высших сфер, отсроченной смерти и унизительной слежки. Женщина кричала в телефонную трубку и одновременно в окно напротив, где ее также с трубкой у уха слушала миловидная Груня.

— Вечно вы выражаетесь, — томно сказала Груня. — Ну так лечите.

— У нас без интереса не лечат даже ветеринары. А я с утра была на рынке.

Я почувствовал себя в уютной, безалаберной, доброй и жульнической Одессе. Такова, вероятно, эстетика всех замкнутых пространств.

Стало спокойно. Узкая сосредоточенность моя и угомонившийся страх пошли рукавами теплых течений. Нельзя долго и упорно думать об одном. Да и кто, по совести говоря, способен на это? Разве что люди особо выдающиеся, умеющие разобрать бездну на фрагменты, а главное, собрать ее потом заново согласно собственному замыслу. Честь им и хвала. Мне эту бездну не то что умом не охватить, но и чувство мое съеживается и скулит от такого размаха. Труднодумы — люди обычно малоприятные, глаза их скошены в точку, которую они и сами, разбуди их, не смогут назвать. Так страдают дети, когда им хочется поковырять в носу, но мамка не велит, а платок в рубашке под курткой. А тут что же глаза скашивать и в носу ковырять, дело житейское — у собаки понос.

Благодушие мое, однако, длилось недолго. С двух сторон меня подхватили под локти и, можно сказать, не повели, а понесли через двор к выходу. Мое удивление стало еще больше, когда увидел, что обязан я этим полетом не ментам, а моему лучшему другу Тараблину и лирическому мальчику Алеше. Лица их были веселы, каждому бы в ладонь горсть семечек, если бы не были они заняты мной. Вот уж не мог представить, что Тараблин и этот мальчик водят одну компанию. Тут была какая-то, которая уже по счету, загадка.

Меня опустили на стул уличного кафе, мимо которого я проходил обычно с высоко поднятой головой по причине его хамской дороговизны. Это было пристанище мажоров, усадить меня с ними за один стол можно было только по приказу «скорой помощи», как утратившего сознание.

— Димка, что это значит? Ты как будто меня здесь ждал?

— Спокойно, сынок! А куда ты денешься? — с нервным добродушием прорычал Тараблин. — Выпить хочешь?

— Это предлагаешь мне ты? К тому же я только что принял.