Однажды к Зине в какой-то смешанной компании подошел помощник режиссера и пригласил ее попробоваться на «эпизодическую, но ключевую» роль в историческом фильме. Она должна была сыграть парижскую нищенку. В одном из первых эпизодов над ней грубо надсмехается преуспевающий делец, сын барона, успевший погубить свою молодую душу связью с наркомафией и фальшивой любовью актрис. Крупным планом режиссер обещал показать лицо красиво состаренной и глубоко оскорбленной Зины, по которому видно, что та знала успех, выступая танцовщицей в кабаре, знала ласку мужчин, однако судьба в лице богатого любовника обошлась с ней неблагородно, и вот теперь ее, уже неспособную отплясывать канкан, давно забывшую о теплом ночлеге, легко может обидеть несимпатичный нам прожигатель жизни. Поскольку следующее появление героини намечалось только в финале, на первый эпизод делалась большая ставка. Зритель видел лицо Зины, то есть нищенки, и одновременно лицо Мадонны; страдания не ожесточили ее сердце, в ее глазах милосердная улыбка, она горько переживает за тех, кто сбился с пути и не ведает, что в слепоте своей унижает мать.
То, что нищенка приходится матерью распутному герою, мы узнаём, как я сказал, лишь в самом конце, когда герой терпит моральный крах. Умирающий барон-отец приоткрывает сыну тайну его рождения. В средних лет распутнике происходит нравственный переворот, он отыскивает мать в лечебнице для бездомных и узнаёт в ней оскорбленную им нищенку. Со слезами на глазах он шепчет ей слова покаяния и любви, мать не в силах уже ему ответить, но в глазах ее все та же всепрощающая улыбка Мадонны со слезой.
Зина загорелась этой ролью, тем более что в школьном спектакле играла Дюймовочку и мечтала быть актрисой ТЮЗа. Но после пробы она узнала, что в последних кадрах ей предстоит проплыть в открытом гробе в виде покойницы и на лицо ее будут лететь крупные хлопья нетающего снега. Она сообразила, что для такого эффекта ее решили заморозить, то есть на время превратить практически в покойницу. «Иначе как? Во мне же плюс тридцать семь. Снег и начнет таять».
Ночь Зина провела в беспокойстве, представляя себя в гробу, с гипсовой маской снега на лице. Тайно она продышивала в маске отверстие, но режиссер всякий раз останавливал съемку и кричал на нее не хуже чем ее кинематографический сынок в начале сюжета. При следующем дубле Зина задерживала дыхание, сколько было сил, но в конце концов все же попыталась сделать глубокий вдох и — не смогла.
Ее охватила паника. Оказывается, губы, вместо вазелиновой помады, ей намазали специальным клеем. Она поняла, что обречена, что умрет, если сама себя каким-то образом не спасет. Однако тут послышалась музыка, и музыка эта, провожающая ее на кладбище, была такой прекрасной, что Зина на какой-то момент забыла о неудавшемся вдохе. Она узнала Второй концерт Рахманинова. Люди вдоль аллеи провожали ее, как бывшую актрису, аплодисментами. И, что ее особенно потрясло, среди провожавших была вся ее большая семья. Родственники смотрели на Зину с восхищением и размахивали, точно маленькими флажками, контрамарками, в уголке которых было ее фото из школьного альбома.
Зина почувствовала, что не имеет права огорчить семью из-за своей жалкой потребности дышать. Надо было смириться и принять смерть красивой, в расцвете славы. Раз в жизни ей выпало послужить искусству. Про нее узнает весь мир. Статьи будут называться «Ее смерть в искусстве», «До последнего дыхания» или просто «Наша Зина».
Все эти картинки промелькнули в ней мгновенно, но естество, к сожалению, взяло свое: уже в следующий миг Зина страшно закричала, выскочила из-под шелкового покрывала, сбросив иконку, и проснулась в слезах.
Утром она позвонила знакомому помощнику режиссера и без всяких объяснений отказалась от роли. А уже на следующий день, по первому морозцу Зина ехала в Гагры, чтобы среди таких же несчастных, как она (кто же еще едет на юг в декабре?), угомонить, выплакать и развести в молодом вине свою вековечную неудачу.
Велико же было потрясение, когда, вернувшись, она нашла на автоответчике не меньше десяти звонков помощника и даже один звонок самого режиссера. Она понравилась всем, ни о ком другом режиссер не желает слушать, ее портрет висит у него в кабинете. Зину просили откликнуться.
Десятым был звонок режиссера. Он напоминал признание в любви, которое плачущая Зина тут же переписала для своей фонотеки. Среди прочего, режиссер сообщал Зине, что переделал финал. Сын отыщет мать не в лечебнице, а увидит ее на площади, где она будет из платяного мешочка насыпать корм голубям. Они узнают друг друга, сын присядет рядом с матерью. Крупный план: руки их встречаются в мешочке с кормом, сын целует ладонь дающей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу