Николай Крыщук - Ваша жизнь больше не прекрасна

Сначала пациентов приглашали в ЧЛ на амбулаторные обследования, потом в связи с наплывом страждущих организовали стационар. Сам факт того, что человек самостоятельно зафиксировал произошедшую с ним перемену, свидетельствовал о его небезнадежности. Большая часть населения продолжала пребывать в запущенном состоянии и превращалась в опасный фактор социального торможения.

Тут в дело снова вмешались власти. Появилась реальная необходимость. Люди впадали в отсебятину или уходили разными способами в несознанку. Никто не хотел уже не просто нормально, правильно думать (этого теперь и не требовали), не просто быть благонадежным, но быть хотя бы функционально надежным. Уходили в чертовщину, в астрал, общались с гуманоидами, слушали у телевизора Кашпировского, записывались в секты. Лечить разучились, учили зубрежке, гайки при этом бывшие зубрилы не докручивали, аварии превратились в род стихийного бедствия, которое, как и природное бедствие, было по большей часта еще засекречено, но наверх приходили ужасающие цифры, необходимо было действовать. Страшны были теперь не вольнодумцы, а слетевшие с орбиты и выпавшие из седла. Заложенная в основу прежней власти маргинальность вышла неожиданным боком.

Событие отсроченной смерти общее, но вариантов протекания процесса и его использования было несколько.

Мало того что многие сами фиксировали у себя летальный исход — затем его научно подтверждали специалисты, а теперь еще и документально утверждали соответствующие органы. Такой субъект и психологически уже был сам в себе не властен или, как еще говорят, себе не принадлежал. Но проку от этого было еще мало. Надо было эту энтропию превратить в некое подобие энергии, а это было по силам уже только властям. Хотя и их мероприятия не могли охватить все население, речь, как всегда, шла только об эксперименте.

Для начала бывшему гражданину, попавшему в стационар «Чертова логова», объясняли выгоду, которую таило в себе его новое положение. Во-первых, он становился свободен от докучавших ему прежде обязанностей, как то: скрывать от семьи левые доходы, делать карьеру, рассылать резюме, поддерживать имидж, скрывать внебрачные связи, выбирать между страстью, допустим, и долгом, а также мучительно подыскивать себе роль в политических дискуссиях. Но если он проявит достаточную вменяемость и усердие ему гарантируют жизнь после смерти, то есть фактически, пусть и ограниченное, но бессмертие. Затем, конечно, гражданские похороны и индивидуальная могила, и все это за счет государства. До принятия самостоятельного согласия все они числились резервистами (позже истолкование этого слова стало шире, резервистами стали называть всех обитателей ЧЛ, отличая их, таким образом, от срочников, ждущих своей непосредственной кончины на земле).

Если такая участь его почему-либо не устраивала, скатертью, как говорится, дорога, вольному воля и все четыре стороны. Но поскольку никаких четырех сторон у беспаспортного уже не существовало и он самостоятельно выпал из времени, а также из пространства, то оставалось ему только согласиться и сгинуть. Никаких репрессивных мер для этого не потребуется, так как он сам для себя определил это заранее.

Поскольку собеседования происходили в катакомбах, то к прозвищу «Чертово логово», идущему из тридцатых, добавилось еще одно: «Черная дыра». Хотя на тот счет, исчезали люди именно здесь или в других отведенных для этого местах и как именно исчезали, до сих пор идут споры. Некоторые скептики поговаривали даже, что часть исчезнувших просто эмигрировала и анонимно проживает в африканских странах, а другая ординарно распределена на сельских забытых кладбищах и тайно добавлена в братские могилы погибших на давней войне. Фактом остается одно: физической смерти никто после попадания в ЧЛ не видел. У большинства создавалось впечатление, что если физическая смерть еще и существует, то не иначе как наказание за нарушение внутреннего регламента.

Кто-то якобы получил на короткое время доступ к закрытой части архивов во время Великой Перетерки, но, судя по тому, что большинство из них так и не дождались индивидуальных могил, доверия к их свидетельствам немного, а архивы эти по-прежнему закрыты и даже местонахождение их неизвестно.

Впрочем, способ исчезновения был не особенно и важен. На земле над ними было небо, странное слово «вечность» вызывало живой, пусть и смутный трепет. Был Бог, который хоть и превращался все больше в риторическую фигуру, но даже она связывала еще как-то с миром древних. При галогенном освещении все это утратило актуальность. Бог был заменен «порядком вещей», а о переживаниях и узах прошлой жизни хтонический житель вспоминал как о тривиальных волнениях, недостойных памяти. Существование хтоника обеспечивалось исключительно электронной системой оповещения. Достаточно стереть эту информацию, и человека нет.