Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы

Некоторые идиоты недовольны. Нужно быть идиотом вдвойне, чтобы сперва смотреть телевизор, а потом на него жаловаться.

Искореняя чужие традиции повсюду, где увидит, Контора ревностно сохраняет собственные. Дважды в месяц, в нечётную пятницу, я еду (большое спасибо, что не на велосипеде) в некий лесочек Ленобласти и достаю из заветного дупла новые инструкции, на место которых помещаю очередной доклад. Эти инструкции и доклады можно писать не приходя в сознание и спокойненько отсылать по электронной почте. Воображать, что они кого-нибудь заинтересуют, — симптом клинической гордыни. Против люциферова греха ничего бы не имел, гоняй конторские чины по буеракам свои бумеры. Если моего красавца так подбрасывает посреди сухого и ясного сентября, что будет в октябре и далее по списку? Машина не повинна в существовании национальных государств, таможенных пошлин, преференций, мировых корпораций и битвы, которую корпорации ведут с монокультурными брендами. Я сам работаю на дело Глобализма без огонька и не позволю вымогать подвиги у бессловесного железа. Будь мы пожарные… бригада скорой помощи… участвуй в гонках — это имело бы смысл. А так? Боже правый, неужели Ты вторично сойдёшь на землю, только убедившись, что каждая деревня этой страны обеспечена: Большое Говейново — Макдональдсом, Малое — хотя бы ларьком с презервативами и американской символикой. А Контора мне: давай план! давай план! Ну и плевать. Сказали глобализировать — глобализирую. Из роно тоже на днях прислали цидульку: всемерно содействовать обеспечению сакрализации тра-та-та. В мирных формах, полезных для родины.

Добравшись до дупла и совершив положенные телодвижения, я какое-то время сижу на пеньке, разглядывая то мох и сучья под ногами, то мох и сучья на ближайших деревьях. Не стану уверять, что профессор сидит со мной рядом. Я ещё не спятил. Потусторонняя персона, сопровождающая мои мечты, не таскается за мной по пятам в буквальном смысле. Когда душа алчет чуда — это ещё не душевная болезнь. Впрочем, в последних циркулярах Конторы само наличие души приравнено к болезни. И в последних циркулярах роно! И в последних известиях! Вызывающих мучительную, бок о бок с рвотой, тоску по утраченному задолго до того, как мы родились.

Если бы в детстве я видел, допустим, человека, умевшего правильно кланяться, или хотя бы того, кто таких людей помнил, то и по сю пору в моем владении оставались бы и гипнотический образ (плывёт, милый, как стареющая любительская фотография, такой же невсамделишный и неопровержимый), и доказательство (сам видел! сам!) его пусть и пресечённого бытия. А в моих руках нет доказательств, моя память пожимает плечами в ответ на встревоженный запрос сердца. И тогда сердце стучится — тук-тук! — в дверцу к воображению.

Допущение, будто некий гражданин стал бы идеальным убийцей, додумайся он вовремя поступить на кафедру классической филологии, не безумнее всеобщей веры в то, что кофе без кофеина остаётся кофе, обезжиренное масло — маслом, признавшая гуманистические идеалы церковь — церковью. Но вещи этого мира распределены не по принципу возможно/невозможно, а допустимо/недопустимо. Слишком многое нельзя на Западе, слишком многое нельзя на Востоке; когда они наконец сойдутся на одном дебелом, окончательном НЕЛЬЗЯ, исчезнет последний зазор для свободы и поэзии — и чудес, между прочим, коль скоро существуют те, ради кого чудеса могли бы происходить. Но это вряд ли. Ведь обезжиренное масло безальтернативно не благодаря проискам фирм, разнообразно сколачивающих деньгу на диетах и долголетии, а просто потому, что за настоящее масло, за возможность его производить и жрать, на костёр никто не пойдёт. Я бы первый не пошёл.

Фу, фу, человечий дух! Эти мнимокиплинговские монологи (записывай да публикуй) — результат бесед с одной из училок (что она, кстати, у меня преподаёт?), энтузиасткой взволнованного любомудрия в стиле Льва Шестова. Сперва я думал, что она со мною заигрывает, но это оказалось всего лишь родством душ. От случая к случаю мы тихонько обсуждаем какие-то патологические книжки, геополитические расклады, место и значение смерти в современном мире. Эти поиски абсолюта (Мировой Дух, История, Противостояние Цивилизаций) скорее смешны, чем трогательны — взять хоть нашу уверенность в том, что цивилизации именно противостоят, — но рядом с отвратительным и смешное выглядит гордо.

Я представляю, как сейчас выгляжу — на этом пне посреди влажного от осенней испарины леса, в отличных грязных ботинках и куртке, которая не может стоить две тысячи у. е. и всё же стоит. Или это, наконец, определена цена той жизни, которая пошла на кожу? Но как же тогда быть с жизнями тех, кто пошёл на турецко-китайский ширпотреб? Симпатичные свинки, упитанные ягнята. Даже крокодилы. Нужно разузнать, разводят ли их на кошельки и сумочки специально или добывают в живой природе; на что похожа крокодиловая ферма. Как осуществляется забой крокодилов? Кинь судьба карты иначе, я мог бы оказаться директором не школы, а подобного предприятия — это сейчас не видно разницы, а разница есть, есть; эти убийства в школе и на бойне, отличающиеся от уголовных только своей безнаказанностью, не сходны и между собой.