Татьяна Бонкомпаньи - Девушка из высшего общества

И в случае с Эмили она ошиблась. Не стоило вообще писать эту статью. Жаль, что она не сказала об этом в своем интервью Бет, журналистке из «Нью-Йорк мэгэзин». Фактической точности в том случае было недостаточно, иногда следует быть более щепетильной. Лили знала, что с Эмили не все в порядке. Пищевые расстройства, упаковки обезболивающих лекарств — все это были сигналы опасности. Почему же она не обратила на них внимания? Лили оправдывала себя тем, что изображает Эмили как жертву, но чьей жертвой она была? Светские дамы не принимали ее в свой круг, и Эмили по собственной воле подвергала себя насмешкам. А Лили пролила на это свет, публично высмеяв ее. Она решила связаться с Бет и сказать, что теперь понимает, что статья об Эмили была спорной с этической точки зрения. Роберт ел в полном молчании, время от времени наклоняясь к сыну, чтобы потрепать ему волосы или положить в тарелку фасоль.

— Ты потеряешь эту работу? — поинтересовалась Лили.

— Возможно, они найдут повод, чтобы от меня избавиться, но вовсе не потому, что совет директоров меня не поддерживает. По крайней мере основная причина не в этом, — ответил он, и Лили почувствовала, что, несмотря на внешнее спокойствие, он опять разозлился.

— Ты простишь меня когда-нибудь? — спросила она.

Роберт посмотрел на стену — туда, где раньше висел их семейный портрет, и поскреб подбородок. Лили знала, что он размышляет, куда он подевался, но спрашивать ничего не стал. Вместо этого он сказал:

— Раньше ты была такой сильной! Когда я познакомился с тобой, ты была независимой, смелой девушкой. Ты жила, как считала нужным, и тебя совершенно не волновало, кто и что о тебе думает. — Роберт отодвинул тарелку и вытер салфеткой уголки рта. — Ты изменилась.

Со стуком поставив бокал вина на стол, Лили закричала:

— Но это несправедливо!

Красная жидкость выплеснулась через край, и на скатерти появилось пятно в форме ядерного гриба. Она понизила голос, чтобы не напугать Уилла, который замер на своем стульчике, не дожевав стручок зеленой фасоли.

— Если я изменилась, то только потому, что считала это необходимым. Хотела стать своей в твоем мире. Чтобы ты поверил, что я — одна из вас, а не мертвый груз на твоей шее. И не опускаю тебя, вернее, не тащу за собой вниз, на свой уровень — уровень среднего класса. Ведь все окружающие внушали мне именно это. Морган и Ди говорили, что ты мог найти себе кого-нибудь получше. И Джозефин так считала. Она называла меня деревенщиной за то, что я громко разговариваю. Что еще я должна была думать, когда ты отодвинул меня в сторону и начал проводить с ней все больше времени? С ней, а не со мной! Ты ведь знаешь, что она звонила мне после того случая на благотворительном вечере? И заявила, что я изо всех сил старалась разрушить твою жизнь и виновата в том, что ты ушел с прежней работы. Она ненавидела меня все это время. А ты ни разу не заступился, потому что не хотел обижать мать. Вместо этого позволял ей вытирать об меня ноги. Какая перспектива могла быть у нашей семьи, если ты занимал первое место в моем сердце, а я в твоем — нет? — Лили осознавала, что за прошедшие месяцы совершила несколько ужасных ошибок, но хотела, чтобы и Роберт признал свою вину в охлаждении их отношений.

— Лили, послушай, мне жаль, что мама тебе звонила. Я узнал об этом недавно. Почему ты сама не рассказала мне?

— Я уже один раз звонила тебе в то утро. И не собиралась преследовать тебя, если ты не хотел иметь со мной ничего общего.

— Так вот, Колетт все-таки сообщила мне об этом пару недель назад, когда мама снова завела свою вечную песню о том, какая ты плохая, и обмолвилась об этом звонке. Колетт начала тебя защищать, а она с гордостью заявила, что звонила тебе и назвала тебя испорченной и неблагодарной.

— А еще лживой и злой, — печально добавила Лили.

— Она сказала, что тебе нечего было ей возразить.

— Просто это прозвучало бы невежливо.

— После разговора с Колетт я ушел с работы и вытащил Джозефин с очередного дурацкого ленча в «Карлайл». И прямо в холле отеля заставил дословно повторить все, что она тебе сказала. Естественно, она была в шоке. Я не смог сдержаться и закатил ужасную сцену. Я еще никогда в жизни не был в такой ярости и заявил, что она не имела права говорить с тобой в таком тоне и что я отказываюсь встречаться и разговаривать с ней, пока она не извинится перед тобой лично и письменно.

— Но из этого ничего не вышло бы.

— Я ведь уехал от них и последние две недели ночую у своего друга Генри. У него в гостиной есть диван.