Константин Кропоткин - …и просто богиня

К разговору с ней надо приноровиться. Если задавать ей четкие вопросы, то она обязательно на них отвечает, а если ограничиться банальным «как дела», то и ответ ее будет таким же расплывчатым. И как она учительницей работает? Наверное, стоит, за стол спрятавшись, и бубнит сухую науку.

Соседка жаловалась на Луизу, что та — неряха. По ее внешнему виду я такого сказать не могу, а дома у нее никогда не был. Да и не стремлюсь, в общем-то. С болезненной застенчивостью трудно иметь дело: что бы ты ни сказал, все равно чувствуешь, как осыпается вокруг колкая стеклянная крошка.

Сегодня узнал, что Луиза ребенка родила. Мальчика. Вот и прояснилась ее красная палатка. Стеснялась она, как всегда.

Самые занятные люди все-таки водятся в небольших городах. Конечно, если судить здраво, в столицах оригиналов куда больше, но их трудно разглядеть в деталях: вокруг много пестроты, быстро отвлекаешься — и потому остается в памяти не человек, а его бледное подобие.

Во Франции, близ швейцарской границы, в небольшом городке душ эдак на тысячу, общался с очаровательной особой. Мой французский приятель называет ее «мамой», а я назову ее «Клер».

Клер когда-то жила рядом с моим приятелем. В соседнем подъезде. Ему было двенадцать, когда родители разошлись, мать поступила работать на завод, совершать какие-то однообразные операции, которые, по ее же словам, она и во сне не прекращала делать. А он оказался у Клер. Вначале она кормила его сладостями, потом стала делать с ним уроки, а старшеклассником он получил по ее протекции свою первую работу — в летние месяцы был воспитателем в интернате. Клер и денег ему заняла, когда пришло время поступать в университет.

Помощь ее была неоценимой. Я бы не стал называть «мамой» женщину, которая сначала была только соседкой, но и приятеля вполне понимаю: его собственная родная мать — пугающе худая, с пустым, будто выжженным лицом — то шепчет, то срывается на крик. Легко вообразить, как он, быстрый умный мальчик, возвращаясь из школы, заходил не домой, а к соседке, в ее веселую пеструю квартирку. «Моя мама», — говорит он сейчас. Иногда, впрочем, добавляет: «вторая мама».

Клер — подвижная хрупкая хромоножка. В детстве у нее обнаружили полиомиелит, долго лечили в швейцарском санатории.

— Тогда я говорила по-немецки, но все забыла, — сообщила она, потчуя нас луковой запеканкой собственного приготовления.

Было уже за полночь, но Клер спать не ложилась — ждала гостей. То есть нас. Мы приехали позже запланированного; по пути застряли в пробке.

Стрекоча, как швейная машинка, Клер то и дело выбегала из-за стола — за сырным десертом, за мороженым в вазочках, водой или вином. Шажки быстрые и от того не сразу заметно, что она заваливается набок. Больше похоже на неточную порывистость.

Она говорила по-французски, а приятель переводил, но поскольку слова лились непрерывным потоком, то осталось впечатление, что разговор был прямым, без всяких посредников.

Почти сорок лет Клер работает секретаршей на большом заводе, который находится в городке по соседству. Ей нравится ее работа.

— Я в центре внимания, — сказала она, оправляя асимметричную черную челку с ярко-синими кончиками.

— Ты была в парикмахерской? — поняв намек, спросил ее «сын».

— Давно, неделю назад.

— Прическа тебе к лицу. Правда? — он обернулся к нам и тайком подмигнул.

Мы дружно поддакнули. Когда подъезжали к ее дому, приятель попросил нас не скупиться на комплименты. «Мама любит комплименты».

— Мне 56, но я выгляжу на 54, — сказала Клер и снова унеслась за едой.

Она никогда не была замужем, но вот уже лет двадцать у нее есть друг. С ним даже соседи здороваются. Правда, в последние недели он перестал приезжать — его жена звонила, говорила что убьет.

— Итальянка из Палермо, — со смехом поведала Клер.

Они уже давно не любовники, а только друзья. Он навещает Клер, они ужинают вместе, играют в карты, смотрят телевизор. На стене в гостиной висит картина — по красному полю раскиданы лохмы чего-то бордового. Эту картину друг подарил ей недавно. Она дорогая. Во всяком случае, так он сказал Клер.

— Я люблю шоп-пинг, — сообщила она под десерт и показала черную вазу, на которой хитрым образом разместились розы из белого металла. За вазой последовали другие безделушки. У нее их много: по всему дому на комодах и полках стоят статуэтки, вазочки, судки неясного назначения. Они пестрые по-детски. В ее доме много лилового, салатового, розового. Оказавшись у Клер в гостях, поначалу рябит в глазах, но потом привыкаешь.