Мартин Сутер - Кулинар

Международный фондовый баланс был катастрофическим. Швейцарская биржа завершила свой худший за последние три с половиной десятилетия год. Дакс упал на сорок процентов, индекс Доу-Джонса — более чем на треть, примерно на столько же Никкей. [37] Биржевые индексы — важнейшие показатели эффективности фондовых бирж: Дакс — в Германии, индекс Доу-Джонса — в США, Никкей — в Японии. Шанхайская биржа обнаружила падение своего индекса на шестьдесят пять процентов. Однако всех превзошла Россия с показателем в семьдесят два.

Последняя была Кули небезразлична. Именно русская клиентура активизировалась в его сервисе в последнее время. На праздники его команда выезжала в Сент-Мориц, где должна была пополниться временными сотрудницами. В дальнейшем работы ожидалось не так много, и Кули не планировал привлекать девушек со стороны.

«Пища любви» действовала настолько успешно, что Кули хотел предложить им выезд в Энгадин, предусмотрительно забронировав жильё.

Для Дальманна праздники в Сент-Морице оставались важнейшим событием года. Они давали возможность встретиться с людьми, с которыми иначе он общался только заочно, обновить старые контакты и завязать новые. Многочисленные мероприятия позволяли в непринуждённой обстановке договориться о заключении новых сделок или о продолжении сотрудничества.

Здесь, в деловых верхах, катастрофа, конечно, тоже чувствовалась, однако все старые гости, как и ожидал Дальманн, оказались на месте. Кризис имел и свою положительную сторону: он отделял зёрна от плевел.

Как всегда, Дальманн поселился на вилле «Чёса Клара», в пятикомнатных апартаментах на втором этаже. Этот особняк построил его знакомый дантист в начале девяностых. Дальманн сразу стал его постоянным арендатором на время праздников, а «Чёса Клара» — неизменной статьёй расходов в его годовом бюджете. Платил он немало, однако до сих пор всё окупалось. Дальманн надеялся, что и этот раз не будет исключением.

Отделанная кедром и грецким орехом квартира была, пожалуй, даже перегружена мебелью, свезённой сюда из разных старинных особняков. Места хватало для Дальманна и ещё двух гостей, кроме того, имелась комната для Лурд, которая в эти дни занималась домом и подавала Дальманну завтрак. Больше она ничего не готовила: обедал и ужинал он на стороне, а званых вечеров не устраивал. Кроме традиционного Дня похмелья наутро нового года, когда держал двери дома открытыми с одиннадцати вечера и весь следующий день.

Спортом Дальманн тоже больше не интересовался, не то что в былые времена. Теперь он становился на лыжи, только чтобы добраться до горного ресторана, к которому нельзя было подойти иначе. В противном случае предпочитал пешую прогулку или подкатывал к дверям заведения на конных санях.

Мараван оказался в горах впервые. Он молча сидел на переднем пассажирском месте набитого битком универсала Андреа и скептически смотрел в окно. Холмы вокруг становились всё выше и круче, улочки всё уже, а когда пошёл снег, тамилец вслух пожалел, что согласился на эту авантюру.

В конце путешествия он казался разочарованным. Потому что увидел, что они снова прибыли в город, причём не лучший, чем тот, который только что покинули, разве что этот был теснее и больше завален снегом.

И место, где они остановились, выглядело немногим лучше, чем дом на Теодорштрассе: каждому выделили крошечный номер в обычной многоэтажке с видом на такую же многоэтажку.

Однако вскоре после прибытия Андреа постучалась к Маравану и предложила ему вылазку. Они поехали в южном направлении, через долину, и остановились в городе под названием Малойя.

— Ещё немножко — и ты увидел бы пальмы, — сказала Андреа Маравану.

— Тогда поехали, — предложил Мараван почти серьёзно.

Андреа рассмеялась и пошла вперёд.

Вскоре дорога, вокруг которой громоздились сугробы снега, стала совсем узкой. Мараван скользил в своих неуклюжих резиновых сапогах, с трудом поспевая за Андреа. Он купил их в том самом дешёвом универмаге, где брал всё, что не имело отношения к кухне. Слишком тесные брюки он заправил в голенища, что, конечно же, выглядело смешно. Однако тамилец мог только догадываться, как он смотрится со стороны: ведь в его комнате не было зеркала, где бы он мог увидеть себя в полный рост.

На выстроившихся вдоль дороги елях лежали белые шапки. То там, то здесь падали с ветвей тяжёлые комья, вслед за которыми струились сверкающие потоки снежинок. Мараван слышал только скрип снега под сапогами. Когда оба в первый раз остановились, лес погрузился в тишину, которая будто поглощала всё и с каждой минутой распространялась всё дальше.