Пьер Гийота - Эшби

Высокие тополя склонились над берегами Эшби. В детстве я мечтала держать всю округу на ладони, проводить пальцем между домиками деревни, гладить деревья и поля. Великанша, но не людоедка.

Вы не искали меня, я повернула голову, убрала руку с перил и спустилась, опасаясь вспышек ваших лиц и ваших голосов, нескромности ваших взглядов и жестов. Вы уже подходили к лебедям. Вы вздрагивали, услышав, как я шагнула на последнюю ступеньку лестницы. Я была видением. Лебеди, завидев меня, хлопали крыльями, превращаясь в белое облако в углу пруда».

Теперь мы видели ее, уже взволнованную своей высокомерной поступью и покачиванием своих бедер. Леди Друзилла, белый лебедь. Глядя на блестящий затылок лорда Эшби, она, улыбаясь, подходила к нам, прожорливое, сильное насекомое.

Замок Эшби ничем не отличался от других замков Нортумберленда. Он удивлял нас и в то же время раздражал. В нем были запретные, заколоченные наглухо комнаты, мимо которых в жаркий праздный полдень мы проходили, боясь обернуться.

Мои двоюродные братья, помните Эшби. Белая рука леди Друзиллы покоится на руке лорда Эшби. На растущем близ окна дереве кричит сова. Мой язык застрял между зубьев серебряной вилки.

Они говорят, но мы не слышим слов — лишь шум роящихся ос.

Она овладела этим замком, этим лесом, она овладела мной. «Ангус, — сказала она мне, — пойдем сейчас же осматривать ваши земли, и покупайте теперь только зеленые машины». Она вышла из моих снов и стояла теперь передо мной.

Я Ангус, лорд Эшби.

Пляж в Линдисферне, 1938 год. Меня называли Алешей. Я никогда больше не возвращался в тот дом из стекла, где ткани и листья стремились ко мне прикоснуться, где ветер переворачивал страницы моей книги, когда я читал, лежа в постели, дом окутывающий и удушающий — снаружи и внутри.

На натертом паркете веранды мы вместе лепили фигурки наших предков и наши лица. Зеленая ладонь мадмуазель Фулальба ложилась на наши плечи и уводила к предписанным удовольствиям. Мы жили среди множества респектабельных людей, казавшихся мертвецами.

…этим утром над морем льет дождь. Я вижу во сне окружающие меня белые камни, среди которых невозможно летать; меня будит не мадмуазель Фулальба, а Друзилла, она опускает кончик ракетки на мою руку. Я открываю глаза, вижу Друзиллу, бегущую к двери, дождь и туман в зарослях тамариска. «Друзилла, приходи ко мне после тенниса». Она останавливается перед окном (струи дождя искажают, разрывают ветви и стволы), вся белая, я словно вижу ее впервые. «Нет, я не хочу купаться». Порыв ветра пригибает ветви тамариска и задирает ее короткую юбочку. Я голый лежу под простыней. К чему эти камни и это желание летать? Простыня жжет мою кожу. «Приходи ко мне после тенниса». Она не отвечает. Я не хочу прикасаться к ней, она бежит к двери, к морю. Эта смешная фланель… Я взрываюсь под слишком короткой одеждой. Что-то прорастает во мне, как ядовитый цветок, как горькое растение.

С пляжа Линдесферна море неразличимо. Друзилла плывет за стеной тумана. Я вслед за ней ныряю в туман, и море становится женщиной. В море мы как в постели. С тобой — мужчина, со мной — женщина, море в одно утро смыло с нас наше детство. Я больше не вернулся в этот дом из стекла.

Мадмуазель Фулальба царила повсюду. Ее серый, бесплотный, как отпечаток в камне, силуэт прорисовывался на стенах, прорастал среди тростника, дрожал на воде бассейнов и прудов. Отец и мать боялись ее: мать потому, что боялась всего на свете, отец — потому, что считал ее дьяволом. Мадмуазель Фулальба была ирландкой. Ее брат, хищник, соблазнитель и развратник, оттяпал у нее ее сказочное наследство. Он выгнал ее из дома. Перебравшись в Шотландию, она побиралась по деревням графа Ангуса, моего отца, потом, в один теплый осенний вечер, подошла к решетке нашего парка. Поскольку она была уродлива, отец не побоялся приставить ее ко мне гувернанткой.

Свой чепец она снимала лишь ночью. Маленький черный чепец с черными же шариками и вуалеткой, скрывавшей ее глаза. Я ее ненавидел, но это был единственный человек, которого я когда-либо боялся.

К Друзилле она была безразлична. Меня же, поскольку я ей сопротивлялся, она упорно пыталась сломать, считая меня исчадием ада; она никогда не прикасалась ко мне и даже приближалась с опаской, словно опасаясь обжечься.

Друзилла жила в Эшби с восьми лет. Ее родители погибли при пожаре в их замке. На ее руке остался маленький след от ожога. Моя мать сочла своей обязанностью приютить ее. Она показала мне ее на следующее после пожара утро. «Это твоя маленькая кузина Друзилла, постарайся развлечь ее, только не разводи огня». Когда я прижал Друзиллу к себе, из тени вышла мадмуазель Фулальба. Она прошла перед нами с усмешкой на блестящих губах. «Она злая, — пробормотал я на ушко Друзилле, — но она умирает от желания ласкать меня». Мои губы с ее ушка переместились на ее затылок, но мягким движением ладони (словно хотела смахнуть с лица муху) она отодвинула мою щеку от своей. Мы стояли, прислонившись к двери комнаты Венеры, обширного, холодного и голого помещения, где Тесс, моя старшая сестра, умершая в пятнадцать лет от загадочного потрясения, закрывалась со мной, чтобы рассказать о ночах, проведенных с юными конюхами, о поцелуях и ласках, сжигавших ее до рассвета.