Так что я начну с азбучных истин. Так будет лучше. С истоков, с бремени, к которому мы все прикованы, словно к огромному камню. Как тот несчастный, как же его звали, прикованным к скале…
— Прикованный к скале, — говорит она, — как же его звали? И доктор наклоняется к ней, поблескивая серебряным фонариком и золотистыми буквами на белом халате, из которых складывается его имя.
— Простите, мисс Хэмтон, что вы сказали?
— Орел, — сказала она уверенно, — выклевывал ему печень. Людская доля, понимаете?
Доктор снисходительно улыбается.
— Вот как, — говорит он.
И, осторожно разводя ей веки, вглядывается в зрачки. Или, быть может, в самую ее душу.
Ну конечно же его звали Прометей. Мифология куда лучше истории. У нее есть форма, логика, смысл. Я однажды представила, что я сама — эльф. Меня зазвали в гостиную, мне было лет шесть, и надо было поприветствовать родственницу, которая была богаче мамы и более словоохотлива, и мама относилась к ней с большим почтением. Меня буквально сгребли в охапку, держали за руки, и эта прекрасная благоухающая женщина восклицала: «Вы только посмотрите! Маленький эльф! Чудный рыжеволосый зеленоглазый эльф!» Наверху, в детской, я внимательно рассмотрела в зеркале свои волосы и глаза. Я эльф. Я чудная. «Ну хватит, Клаудия, — говорит няня, — красив тот, кто душой красив». Но я — эльф, и разглядываю себя с удовлетворением.
Клаудия. Необычная для мамы изобретательность. Я как нарыв на пальце для всех этих Вайолет, Мод, Нор и Беатрис. Но мои волосы и необузданный нрав отличали бы меня от них в любом случае. На пляже в Чармуте няни других семейств начинали волноваться, стоило нам появиться в их поле зрения, и они пасли свой выводок подле себя. Мы с Гордоном были гадкими детьми. Увы, какой позор для миссис Хэмптон, такой милой женщины, и притом вдовы… Они следили за нами безо всякого удовольствия: слишком опасные, неряшливые, непослушные дети, затевающие слишком шумные игры.
Давно это было. А словно вчера. Я до сих пор храню обломок синего лейаса, в котором видны два завитка — следы беспозвоночных ископаемых; он лежит у меня на столе вместо пресс-папье. Два Asteroceras, дрейфовавших в неподвластном времени океане.
Может, я не буду излагать свои рассуждения по поводу палеолита, а сниму фильм. Причем это будет немой фильм: сначала погруженные в сон скалы кембрийского периода, [18] Кембрийский период — геологический период, с которого начинается палеозой (примерно 570–505 млн лет назад).
потом горы Уэльса — Лонг Минд и Рикин; затем ордовик; [19] Ордовик — второй снизу геологический период палеозоя.
потом девонский период, красный песчаник и крупнозернистый песчаник; яркие, как заря, Котсвольды [20] Холмы в британском графстве Глостер.
и белые холмы Дувра… [21] Город и порт в британском графстве Кент.
Фильм — импрессионистское полотно, фильм — медитация, где смятые, как гармошка, горы растут и расцветают — и превращаются в собор в Солсбери, [22] Кафедральный собор XIII века, знаменитый памятник английской готики.
Иорк Минстер [23] Кафедральный собор, главная достопримечательность Иорка, строился в течение нескольких веков (в основном с XIII по XV в.).
и Ройал Кресент, [24] Площадь Ройял Кресент в городе Бат, знаменитый комплекс домов, построенных полумесяцем, архитектор Дж. Вуд-младший, вторая половина XVIII века.
тюрьмы, школы, дома и железнодорожные станции. Да, этот фильм расцветает перед моими глазами, немой и странный, на отдельных кадрах холмы Корнуолла, [25] Корнуолл — графство на самом западе Англии.
Стоунхендж, [26] Всемирно известное каменное мегалитическое сооружение на Солсберийской равнине в графстве Уилтшир, Англия. Приблизительно датируется третьим тысячелетием до н. э.
церковь в Берфорде [27] Город в графстве Оксфордшир.
и Пеннины. [28] Пеннинские горы — невысокие горы в Англии и Уэльсе.
В моей истории зазвучит множество голосов. Холодное бесстрастное повествование не для меня. Возможно, мне стоило бы писать так, как это делали составители «Англосаксонской хроники», [29] Древнейшая летопись Англии, охватывающая период с римского завоевания до 1154 года. Составление началось в IX веке.
которые одним и тем же будничным тоном сообщают о кончине архиепископа, церковном соборе и огнедышащих драконах в небе. В конце концов, почему бы нет? Все верования сродни друг другу. Наша связь с реальностью никогда не бывает прочной. Я понятия не имею, каким чудом появляется изображение на экране моего телевизора и как на микросхеме умещаются, по-видимому неисчерпаемые объемы информации. Я просто принимаю это как должное. И при этом я по натуре скептик — человек спрашивающий, сомневающийся, инстинктивный агностик. В застывшем камне европейских кафедральных соборов уживаются апостолы, Иисус с Марией, ягнята, рыбы, грифоны, драконы, морские змеи и люди, у которых вместо волос — листья. Я одобряю подобную восприимчивость.
Читать дальше