Михаил Веллер - Своими глазами (сборник)

Гривцов сам, превозмогая боль, слез с телеги и шагнул на крыльцо. Пошатнулся. Детина хотел поддержать его. Ребром правой ладони Гривцов рубанул его по горлу. Огромной лапищей детина перехватил его руку и слегка свернул, а другой отвесил легкий подзатыльник, буркнув: «Зря развязал тебя». Это с виду подзатыльник был легким — в голове у Гривцова загудело и поплыли круги…

Толстяк во френче — начальник — долго разглядывал его через стол. Потянулся — ощупал гимнастерку:

— Недавно здесь… Диверсант…. Расскажешь все — будешь жить, обещаю. Что толку нам тебя повесить, сам понимаешь… А так — составим рапорт о твоей группе, мне — благодарность, тебе — жизнь за то, что помог и вину свою осознал. Чем ты виноват?.. Поверил большевикам, обманут… Ну, когда вас выбросили? Молчишь… Николаев! Николаев, проведи «товарища» на экскурсию.

Николаев, тоненький юноша с нервным лицом, подошел к сидящему Гривцову:

— Позвольте руки…

Он ловко связал ему сзади руки и сделал приглашающий жест:

— Прошу…

В полуподвальном помещении, где свет скупо проникал сквозь маленькое пыльное окошко под потолком, Гривцов увидел деревянный топчан, весь в засохшей крови. Николаев вежливо произнес:

— Прошу садиться… Зубной боли не боитесь? — и указал на обшарпанную бормашину. Гривцов невольно стиснул зубы.

— Простите, вы женаты? — Николаев говорил необыкновенно светским тоном. Он взял кузнечные клещи и повертел их в тонких белых руках… Потом потрогал маленькие щипчики: — Вы, наверное, не привыкли ухаживать за своими ногтями…

Гривцова затошнило… Николаев, внимательно следящий за его побледневшим лицом, ногой подвинул по цементному полу жестяной таз:

— Вам дурно? Простите, воды здесь нет. Разденьтесь, пожалуйста.

Он зажег керосиновую лампу и стал накалять на ней вязальную спицу:

— Инструменты стерилизуем — чтоб не занести инфекцию.

В дверь просунулся детина:

— К господину начальнику!

Николаев с неудовольствием поморщился:

— Мы прощаемся с вами ненадолго, дорогой… Возвращайтесь.

Начальник за столом ел землянику из блюдечка.

— Как тебе наша амбулатория? Ну, рассказывай…

И Гривцов с ужасом услышал свой голос, произнесший:

— Что вы хотите знать?

Начальник оживился:

— О, вот! Когда вас выбросили с самолета? Парашютисты? Или переходили фронт пешком?

Гривцов лихорадочно соображал. Тянуть время! Усыпить их бдительность! Дожить до ночи. Потом — бежать.

— Я все скажу, — произнес он, чувствуя себя уже предателем. Так вот как становятся предателями!..

— Говори. Парашютист? Ну!

— Завтра, — пробормотал Гривцов. — Все завтра скажу…

— Николае-ев!

— О ччерт. Парашютист!

— Когда выброшен?

— Восемь дней назад.

— Состав группы?

Гривцов вдруг представил, как карательный отряд ловит несуществующих парашютистов, прочесывает местность, а там — одна Катя, больная, беспомощная, и где-то здесь — группа, которая ее ждет, кольцо облавы сжимается вокруг нее…

— Пусть тебе цыганка нагадает состав группы, — с яростью сказал он и поднялся:

— Привет!

— Куда?

— В амбулаторию! Что-то зуб болит, — с издевкой сказал Гривцов и плюнул в блюдечко с земляникой:

— Приятного аппетита!

Стоявший у двери детина коротко гоготнул, аккуратно снял с верха блюдечка несколько ягод и, неожиданно зажав Гривцову нос, сунул землянику ему в рот:

— Жри, падла!

Гривцов послушно разжевал душистые ягоды и, превозмогая желание проглотить их, вдруг плюнул душистую розовую массу в рожу детине.

Теперь хохотал начальник. Детина утерся, руки вытер о гимнастерку Гривцова и похлопал его по плечу:

— Ну пошли, храбрый…

…Через полчаса истерзанного Гривцова выволокли из подвала и бросили в угловую комнату с решеткой на окне. Детина вылил ему на голову ведро воды, и Гривцов очнулся, захлебываясь…

Оглянувшись, детина вдруг прошептал:

— Не дрейфь, браток… Выпутаемся…

Когда Гривцов осознал смысл его слов, тот уже вышел и дважды провернул ключ в замке.

Ночь Гривцов провел без сна, сдерживая стоны от мучительной боли. Под утро вновь возник детина:

— Слушай сюда, браток… Говори, что ты сбитый летчик. Понял? Продумай все покрепче… Тогда — может быть, отправят в концлагерь… Молчать все равно не удастся…

— Почему? — спросил Гривцов, с надеждой глядя в его лицо. Кто он? Попал в полицию случайно? Почему не бежит к партизанам? Боится, что там расстреляют? Или он разведчик?..