Александр Гроссман - Образ жизни

Дора сама предложила мне навестить Павлика. Рано утром две старушки сели в машину, тоже не первой молодости, и взяли курс на север. Верхняя Галилея, особенно в окрестностях Бар-Ама, красивейшее место. Вынуждена признать: Пётр оказался прав. Самостоятельность пошла ребёнку на пользу. Все его однокашники работают на свежем воздухе, и только мой внук копается в моторах. Дора объяснила мне, что кибуц и армия — лучшая визитная карточка и входной билет в израильское общество. Не беспокойтесь, с ним действительно всё в порядке. Об условиях проживания, если коротко, — санаторий четвёртого управления с умеренной трудотерапией. Поездка заняла весь день. Море впечатлений и удовольствия. Пока всё. Устала. Обнимаю. Ваша мама и бабушка.

В привычное время люди предъявляли пропуска, расходились по цехам, переодевались в рабочую одежду, проходили мимо мёртвых станков, садились за столы стучать костяшками домино, устраивались у верстаков читать газеты. В институте тоже царило затишье. Шустрили только кооператоры, виновато оглядываясь по сторонам и прикрывая рукой телефонные трубки.

Зинуля бесцельно просматривала старые шлифы, когда Виктория позвала её: — Кончай лепить образ. Пойдём, дело есть. — Они вышли из здания, пошли вдоль его стен. — Люди ресторан открыли, пивнушку, ещё что-то, им коржи нужны. Много. Платят поштучно. Чужих привлекать не хочу, а одна не справляюсь. Хочешь подзаработать?

Зинуля сжала губы, сузила глаза, стала закатывать рукава халата.

— Пошли.

Виктория отступила на шаг. — Ну, ты даёшь! Вечерами. Не такой это заработок, чтобы место терять. До пенсии дотянуть надо, немного уже осталось.

Вечером мы начали промышлять коржами. «Люди» завозили Виктории мешки с мукой. Я привозил муку домой, покупал соль, кефир и маргарин, Зинуля замешивала тесто, пекла коржи по размеру сковородки, складывала их в стопку и подсчитывала вечерний заработок. Утром, до работы, я отвозил коржи Виктории, когда и куда они исчезали, мы не знали и не спрашивали.

Работая рядом, Павел и Шауль не раз возвращались к разговорам о желании Павла служить в танковых войсках. Когда пришло время определиться с армейской специальностью, Шауль звонил куда-то, шумел, пока соединяли, закончил разговор и победно произнёс дословно непереводимую фразу, правда, к тому времени Павел и не нуждался в переводе

Все подробности армейской службы Павел ограничил одной фразой: «Вот это машина, папа! Блеск.»

— Секретность у них такая, — предположила Зинуля.

— Хуже, — отозвалась Ирина, — думаю, стреляют. Вечерами она слушала «Голос Израиля».

Из бабушки тоже ничего выудить не удалось: «Он меня держит за дурочку. Рассказывает какие-то басни про девчонок-инструкторов, про антимир — мол, учили, что пить надо меньше, а оказалось, что пить надо больше. И всё в таком духе». Письма приходили исправно, и это успокаивало.

Пришло нежданное письмо от Полины Ивановны, с перечёркнутым адресом и наклейкой из адресного стола. Пётр прочитал письмо и отдал его жене со словами: за что боролись… На двух листах Полина Ивановна подробно описывала свою неуютную старость. Она овдовела, дочь вышла замуж, уехала и не даёт знать о себе. Её пенсии не хватает на жизнь и на оплату квартиры. Ей больше некого просить о помощи. Слово сын в письме не мелькало, она уважительно, на вы, обращалась к Петру Ивановичу.

— Как ты поступишь? — спросила Ирина.

— Очень давно, ещё в Бодье, Татьяна Михайловна сказала мне: «Не держи на них зла. Они дали тебе жизнь.» Знай она обстоятельства моего рождения, могла бы уточнить: случайно. А жизнь дала мне вас, так что пора расплатиться. Пошлём деньги и посылать будем. Не возражаешь?

— Ты знаешь моё мнение. Напиши письмо.

— Нет. Только деньги. Она просит о помощи, ни о чём другом в письме речи нет.

— Это не карточный долг. Как можно так строго судить обманутую девчонку? У тебя у самого дочь.

— На девчонку я не в обиде, а профсоюзная халда могла найти доброе слово для разыскавшего её взрослого сына. Сколько раз позволительно матери бросать своё чадо? Нет ответа?

— Она и нашим детям дала жизнь. Ты любишь рассуждать о связи времён… я сама напишу ей.

Пётр не ответил на решительный выпад жены, вышел на балкон, закрыл дверь.

Возвращаясь с Десны, они задержались на пару дней в Киеве.

— Матери позвонишь? — спросила Ирина. — Столько событий произошло: получил учёную степень, собрался жениться…

— Хорошо, что подсказала. Познакомлю тебя с Галиной Прокофьевной.