— Спасибо. Женись, Петя, не живи один.
… Полина Ивановна взяла печенье и удивлённо подняла брови — отворилась дверь, вошёл мужчина смутно знакомой внешности, подошёл к столу, приветливо улыбнулся и сказал: — Здравствуйте, Полина Ивановна. Меня зовут Пётр. Я ваш сын.
Она смотрела на него и молчала. Лицо её застыло, и вся она, словно, окаменела. Не меняя позы, оставаясь неподвижной, спросила:
— Вы уверены?
— Абсолютно. Успокойтесь, пожалуйста. У меня нет никаких претензий, и мне ничего не надо. Один только вопрос, на который никто, кроме вас, ответить не может. — Он протянул выписку, присланную в часть. Полина Ивановна не пошевелилась. Пётр положил листок рядом с блюдцем, Полина Ивановна скосила глаза.
— Кто такой Зисман, и почему я назвал себя его именем?
Полина Ивановна очнулась. Взяла в руки выписку, прочитала. — Я тогда у людей жила… их фамилия была Зисман, — и снова замолчала.
Видно было, что разговор не получится. Пётр вынул из кармана заранее приготовленный листок с номером телефона в гостинице и домашним адресом, положил листок перед Полиной Ивановной и сказал, как мог мягче: — Я уезжаю завтра вечером. Если вы что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста. — Вышел и тихо закрыл за собой дверь.
Утром Пётр гулял по городу. Задержался у памятника Владимиру. Вспомнил рассказ Галины Прокофьевны: «Воспитательница у нас была, молодая, бойкая на язык — умерла в Казани от тифа — шутила, когда тебя принимали: — Ещё один княжий человек. Скоро дружина наберётся.» Вернулся в номер, сел в кресло у телефона ждать звонка. Ближе к вечеру вздрогнул от резкого звонка и снял трубку.
— Пётр?
— Да. Добрый вечер.
— Вы помните что-нибудь из довоенной жизни?
— Совсем немного. Молодую женщину с вашими глазами, тёплый бублик, посыпанный маком…
— Я тогда сказала, что живу у евреев, Зисман фамилия, а ты повторил: «У евреев Зисман фамилия». Ночью вспомнила. — После паузы. — Кем ты стал?
— Отслужил, окончил институт, работаю на заводе. У меня всё в порядке. — Наступила долгая пауза. Потом на другом конце провода положили трубку. До отъезда Пётр не выходил из номера — ждал и не дождался звонка.
На площади перед аэровокзалом местные бабки торговали цветами. Пётр купил охапку гладиолусов, обёрнутых целлофаном поверх мокрой тряпки, и всю дорогу держал цветы на коленях. Из аэропорта поехал в архив. Аня разделила цветы на два букета — один устроила на столе, другой взяла домой. Пошутила: — Говорят — архивная мышь, а вот, видите, и мышкам иногда цветы дарят. — Пётр вызвался проводить её. У дома протянул букет со словами: — Спасибо за всё. Буду напоминать, что не забыл свою крёстную. — Она опять смутилась, сказала, чуть слышно: — Всё. Больше не придёте?
— Обязательно приду. Мы же друзья. — Он уже знал, чем кончается «ты мне друг», даже если в полном смысле этого слова. По дороге корил себя: переступил грань. Неизжитая детдомовская привычка быть со всеми накоротке. Пора поумнеть, товарищ Коваль.
В оставшиеся от отпуска дни Пётр колол дрова на зиму, брал лодку на Юровском мысу, проплывал под мостками, блуждал среди зарослей или подымался вверх по Ижу; днями бродил по окрестным лесам, примечая уютные уголки, чтобы вернуться весной. Немного выше по течению Ижа наткнулся на светлый мысок, устроился под деревом и перечитал «Эксодус», прощаясь с сопричастностью. Где бы ни находился, чем бы ни был занят, неслышная душевная работа не прекращалась ни днём, ни ночью. Ненужное в его новом качестве отправлялось на долгое хранение, стереотипы поведения, выработанные одной реальностью, заменялись новыми. Из отпуска вернулся другой человек: решивший искать работу по душе, найти свою судьбу и прилепиться. «Женись, Петя, не живи один».
Я удивился и обрадовался, когда увидел Нину, теперь Нину Алексеевну, в заводском читальном зале. На мой вопрос: — Чему обязаны? — Она ответила просто: — Здесь больше платят. — Я знал её по институтской читальне. Студенты засматривались на неё, старались обращаться к ней за книгами и не упускали случая поболтать. Мне она тоже нравилась. Слегка размытые черты лица, ни одного острого угла. Удачное сочетание характерных черт народов, осевших между Камой и Волгой. Все знали, что она рано вышла замуж и родила двоих. Глядя на неё, планов не строили, себя рядом не примеряли, просто любовались. Я заметил, что Пётр поглядывает на неё, и она, перебирая карточки каталога, нет-нет, да и посмотрит в нашу сторону. Я решил, что на Петра. Ну, не на меня же! Со временем выяснилось, что внимание её привлёк формуляр Петра с зачёркнутой фамилией и другой, выведенной сверху. Бывает, посмотришь на человека раз-другой, перекинешься двумя-тремя словами, и он остаётся с тобой, как мотив, от которого не отвяжешься, пока ему самому не надоест.
Читать дальше