Виктор Пелевин: Зал поющих кариатид

Лена уже давно приучила себя к мысли, что на пути к успеху ей придется часто раздеваться перед незнакомыми людьми. Поэтому процедура далась ей без труда. Правда, «малахитовая мазь» оказалась ужасной дрянью – по виду это было что-то вроде перламутрового шампуня зеленого цвета, который на коже превращался в тонкую блестящую пленку с узором, действительно похожим на полированный срез малахита.

– Натирайтесь тщательнее, – говорил дядя Петя. – Веки тоже, потому что стоять будете с закрытыми глазами.

– Кожа сквозь него дышит? – спросила Ася.

– Дышит, дышит, – ответил дядя Петя. – Ты, кстати, запомни – в следующий раз пелотка должна быть чисто выбрита.

Ася покраснела, но не сказала ничего.

Закончив натираться, Лена натянула на голову мочалистый парик, состоявший из зеленых дрэдов, собранных во что-то вроде прически фараона. Парик был большим и пышным, но очень легким и практически совсем не чувствовался на голове.

– А теперь на коленки, девчата, – сказал майор, и в его руке появился знакомый шприц-пистолет. – Поиграем в Катынь. Не бойтесь, хе-хе, это не больно.

Это действительно не было больно.

Инъекция оказалась похожа на прохладный фонтан, который вдруг включили у Лены в затылке на полную мощность (ей показалось, что она уже испытывала это ощущение раньше – то ли в детстве, то ли в каком-то сне). Фонтан ударил в мозг, омыл его холодной струей и унес все кипевшие там заботы и думы, которых Лена просто не замечала до тех пор, пока они не обнаружили себя своим исчезновением.

Это было странно. После укола ничего особенного не произошло. Просто стало понятно, что перед этим она пребывала в крайнем волнении, даже какой-то суетливой испуганной панике, у которой не было другой причины, кроме той, что это было ее обычное состояние. А как только эта внутренняя суета прошла и наступило спокойствие, кончилась и нервная трясучка тела, которой Лена тоже раньше не замечала. Все стало спокойно и очень просто.

Посмотрев на себя в зеркало, она оторопела.

Из блестящего прямоугольника на нее смотрела каменная баба. Это были первые слова, которые пришли ей в голову.

Конечно, никакого сходства с обветренными степными изваяниями не ощущалось – баба была из полированного малахита, а ее волосы казались высеченными из того же камня, только грубо. Живыми оставались только глаза. Лена попробовала прикрыть их и поглядела на себя сквозь ресницы. Теперь сходство со статуей стало полным.

Лена вытянула перед собой руку и поглядела на свои зеленые пальцы. Они были абсолютно незыблемы. Казалось, если тюкнуть по такому пальцу молотком, он отвалится, а остальные будут так же неподвижно вонзаться в воздух еще много тысяч лет.

«Малахитовый зал» оказался большой квадратной комнатой, отделанной малахитом и украшенной фресками на духовные темы. Дядя Петя объяснил, что это вольное подражание одному из залов Эрмитажа, где находилась когда-то приемная императрицы.

В комнате не было никакой мебели, кроме огромного бубликоподобного дивана. В пустом центре этого бублика располагался выдвижной стол – круглая малахитовая плита на мощной телескопической ноге, уходящей в пол. Диван был затянут пестрым шелком; по нему было разбросано множество подушек разного цвета и формы, а на столе сверкали зелеными искрами хрусталь и стекло.

В каждом углу зала стояла малахитовая тумба-пьедестал. Наверху был упор для рук (кариатидам полагалось поддерживать потолок), высота которого регулировалась специальным механизмом, поэтому и маленькая Ася, и высокая Вера, залезая на свои тумбы, принимали одну и ту же позу – с поднятыми вверх руками, которые упирались в верхнюю малахитовую плиту под одинаковым углом. Локти при этом торчали вперед, открывая подмышки, и их надо было тщательно брить перед каждой сменой.

Стоять в такой позе целый день, не совершая никаких движений, не смог бы ни один нормальный человек – но после инъекции это было совсем просто. Тело казалось легкой стеклянной колбой, в которой горел невидимый огонек жизни. Лена знала, что внешний наблюдатель может заметить этот огонек только тогда, когда она открывает глаза. По инструкции это разрешалось делать только при разговоре с клиентом, но Лена уже поняла, что может незаметно следить за окружающим сквозь ресницы, и никто ничего не узнает.

Но следить было совершенно не за чем.

В первую рабочую смену в зал не пришло ни одного посетителя. Только из коридора за входом несколько раз долетели веселые пьяные голоса и смех. И еще один раз донесся запах кубинской сигары, напомнивший о дяде Пете.