Дан Борисов - Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру

Это было на даче. Мы с ребятами привезли ко мне на дачу мебель, разгрузили её и засиделись часов до трех с дурацкими разговорами. Утром я встал, погулял по огороду, насладился вдоволь прекрасной майской погодой и вдруг почувствовал боль. Ни одна таблетка не помогала. Я разбудил своих ребят, они съездили за водкой и привезли, когда я думал, что уже вот сейчас помру.

Мне налили водки, я сразу выпил и лег. Боль прошла в течение нескольких минут. Прошла совсем, не так, как будто её и не было, а гораздо лучше, с большим плюсом. Единственное, что было не так, это поднявшаяся температура, которая держалась еще несколько дней без привычных симптомов, как то насморка кашля и проч.

Сейчас возникла та же самая боль. И я чувствовал, что меня спасет хоть глоток спиртного. Почему я постеснялся спросить коньяку в кабинете директора, до сих пор не понимаю. Я шел в медпункт. Кто себе представляет масштабы нормального военного завода, поймет, что пройти из корпуса в корпус не так близко, но я упорно шел. Повстречавшийся мне по пути начальник снабжения, удивился, глядя на меня, и попытался пошутить:

- Тебя что? из ведра облили?

- Да, - говорю, - моча в голову ударила, в горшке с третьего этажа.

И пошел дальше, не останавливаясь. Я действительно был весь мокрый от пота. Боль уже зашкаливала разумные пределы, но я был уже совсем близок к цели.

Я дошел, что удивительно. Но спирту мне не дали. Меня положили на кушетку и тут же попытались сделать кардиограмму. На пленке получилась какая-то рваная ерунда. Я даже не видел, когда и кто из медичек вызвал скорую. Как-то сам собой появился врач, посмотрел на пленку и сделал мне укол, после которого боль начала стихать. Сделал еще одну кардиограмму, следя за моими глазами и поглядывая на свои часы. В какой-то момент он удовлетворенно кивнул сам себе и начал говорить:

- Ну что ж, наркотик подействовал, теперь вы выслушаете меня без лишнего

волнения. и сопротивления. Мы вас сейчас госпитализируем, - я молчал, и он продолжил, - У вас инфаркт, дорогой мой, и довольно обширный. Как это называют наши заклятые друзья - харт атак, атака на сердце.

Меня поместили в реанимационную палату заводского госпиталя. Это был госпиталь, а не больница, потому что завод был военный. Дня три меня кололи наркотиками, и я спал почти непрерывно и лишь потом начал осознавать, где я и что, и понял, что это уже второй инфаркт подряд - первый был тот раз, на даче.

Я уже вполне нормально, хоть и отстраненно соображал, когда приехала жена. Она в Москве восстановила мою дорогую страховку, по которой я перестал было платить, и перевезла меня в Москву в хорошую загородную больницу.

После ярких наркотических снов я проснулся не то чтобы другим человеком, но с другим направлением мыслей, это точно. Тогда не ставили стентов в коронарные сосуды, и основное лечение состояло в длительном покое. Не меньше полутора месяцев я провалялся в больнице, потом еще месяц реабилитировался в санатории Артема, соседнем с цековским поселком, где мы провели когда-то несколько лет. У меня организовалась масса времени для того, чтобы вспомнить и проанализировать ту жизнь, которую я вел последнее время.

После смерти отца я уже чувствовал, что мои мечты о справедливом и светлом капиталистическом завтра - не более чем химера и фикция. Но всё же, как раз в этот период времени я сделал последнее усилие к укрупнению предприятия. Я перевел оборудование в небольшой Городок во Владимирской области, уже тогда стало ясно, что усиливавшийся с каждым годом Лужков не даст сохранить производство в центре Москвы. В Городке я купил на ваучеры небольшую часть серьёзного военного завода. Естественно, хорошо познакомился с директорами.

Мы с ними создали совместное предприятие. Под моё оборудование завод внёс со своей стороны производственное здание, а местный банк за купленные акции дал не менее полумиллиона долларов в оборотные средства. Всё было, вроде бы, очень логично - я скрывал производство за высокими и колючими стенами военного завода. На тяжелых немецких автоматах я мог шить чехлы для пулеметов и спокойно ждать, когда джинсы опять начнут хорошо покупать. В Киргизии у меня торговало шоколадками вполне жизненное предприятие с гордым названием Арстан (Лев), а в Москве оставалась только маркетинговая контора и маленький экспериментальный цех. Теоретически всё складывалось очень красиво, если б это была не Россия девяностых годов. Я никак не думал, что правительство будет неуклонно и целенаправленно уничтожать отечественное производство, тем более военное, до сих пор еще лучшее в мире.