Наталья Лебедева - Миксы

Малыш завозился на его руках и, захныкав, проснулся. Лера встала, подхватила его под мышки и скрылась в доме. Валерик остался сидеть на крыльце. Сердце его поднялось к горлу и больно било в кожу изнутри, силясь попасть то по ключице, то по подбородку. Валерик думал о том, что какое-то время, пока Лере не надоест – а случиться это могло уже очень скоро, потому что Лера ненавидела некомфортные дачные условия – какое-то время они будут жить как семья. Только они. Вместе. Втроём.

Вечером Валерику было плохо. Он выключил свет и отчаянно мёрз, глядя, как за окном сочувственно покачивает лохматой головой высокая и тёмная сосна.

Лера заняла его прежнюю комнату, потому что вторая, большая, была проходной, а третья была завалена хламом, который жаль было выкинуть.

Она открыла окно и улеглась спать, положив маленького Валеру рядом с собой: детской кроватки тут не было.

Валерик устроился на гостевом диване в большой комнате. Печка обиженно молчала: Лера не разрешила её затопить. Не было мягкого гудения огня, оранжевых отблесков и нежных волн печного спокойного дыхания, когда она, согревшаяся, отгоревшая, засыпала.

Валерик мерз, кутался, поджимал под себя ноги, потом встал и вытянул из шкафа ещё одно одеяло. Одеяло не спасло, он всё равно чувствовал дуновение сквозняка из-под Лериной двери, холодное и неприятное, как мокрое полотенце, которое мама клала ему на лоб во время жара.

Валерик хотел взять ещё и плед, но постеснялся, он боялся выглядеть глупо: представил себе, как Лера утром выходит в комнату и видит его, лежащего бесформенной кучей под тремя одеялами.

Он постепенно то ли согрелся, то ли привык – и уснул. Сон был тревожный, неровный, странный.

Там была Лера, и она всё время произносила какие-то странные слова: "...изнутри крови... изнутри крови..."

– Ты внутри меня? – спрашивал Валерик.

– Нет, – она то ли пела, то ли хныкала; её хныканье было похоже на звуки, которые издаёт недовольный младенец, – у тебя внутри кровь, а я изнутри крови, с изнанки...

Валерик не мог понять и хотел подойти ближе, но Лера отворачивалась, и он видел только её бледно-рыжие волосы, спутанные, словно не расчесанные после беспокойного сна. Это была сетка, ажурное сплетение. Во сне Валерик вспомнил, что вдохнул сегодня споры арцирии и спросил себя, не могут ли они теперь быть внутри него, внутри его крови. Он подошёл совсем близко к Лере, так что видел одну только прядь её волос. Локон, похожий на выцветшую головку арцирии обвелаты . Спорангий был совсем высохший, тусклый, он лежал в коробке, и когда Валерик наклонил его, жалобно зашуршал, чиркнув по картону высохшим краем.

Шорох был долгим, жалобным, и Валерик испугался, что Лера погибла совсем, навсегда, ведь она не была миксомицетом, который мог пережить что угодно, кроме, пожалуй, открытого огня.

Шорох был долгим, Валерик проснулся. Шуршала, открываясь, дверь в Лерину комнату. Её неровный край всегда чертил по доскам пола, но только теперь Валерик осознал и прочувствовал этот звук.

Он вскочил, пытаясь всмотреться в темноту, сообразить, сколько же он проспал. Что-то тяжело и влажно шлёпнулось на пол. Снова зашуршала, закрываясь, дверь.

Валерик встал посмотреть. На полу лежал разбухший памперс. Валерик поднял его. Памперс был очень тёплым и немного влажным. Под пальцами неприятно перекатывалось что-то вроде геля. От памперса тёк тонкий и сладкий запах свежей младенческой мочи.

Валерик потоптался на месте и пошёл на крыльцо выбросить подгузник в приспособленный под мусорку пакет.

В Лериной комнате было тихо. Мама и малыш спали. Валерик тоже улегся.

Он опять спал беспокойно и опять просыпался среди ночи с дурацким ощущением расчленённости, потому что нос его едва ли не онемел от холода, а ноги и тело пылали жаром под двумя одеялами и оплывали потом.

Лера разбудила Валерика рано утром. Он почувствовал, как проседает под её весом край старого дивана. Ничуть не церемонясь, Лера откинула край одного его одеяла, потом второго; Валерик едва разлепил глаза, как она уже подложила ему под бок малыша и исчезла. Через секунду из-за двери послышался её голос:

– Валера, посидишь с ним? Я спать хочу. Я его покормила.

И наступила тишина. Малыш копошился рядом, радостно бил ладошками и гулил. Валерик помотал головой, отгоняя остатки сна и осторожно перелёг на край дивана, чтобы малыш случайно не упал.

Он долго таращил глаза, пытаясь прогнать сон, но ничего не получилось. Он всё-таки задремал и, проснувшись по будильнику, выставленному на восемь, обнаружил, что малыш тоже сладко спит возле. Валерик тихонько встал, осторожно поднял племянника на руки и пошёл в комнату сестры.