Питер Леренджис - Наблюдатели

Свет.

Оставила ли Джейми свет в комнате?

Тетрадь.

Она так и покоилась под матрасом у Сэма. Его прошиб пот. Что если папа сунется за тетрадкой, а ее и след простыл?

Что, если на экране окно с сообщением о конце работы программы по восстановлению? Что, если его нет? Что, если часть папиных файлов еще не восстановлена?

Сумел ли я их все вернуть?

Сэм не долго пребывал в сомнениях.

Сверху раздалось буханье шагов.

Папа снова спускался, но на этот раз он направлялся в комнату Сэма.

Сэм быстро прикрыл глаза и лежал не дыша на спине.

Он увидел, что там творится и пришел меня ругать.

Папа на цыпочках вошел в комнату Сэма, стараясь не шуметь, но направился вовсе не к Сэму.

Он открыл дверцу стенного шкафа. Сэм слышал звяканье металлических вешалок.

Он осторожно приоткрыл глаза. Чуть-чуть. И смотрел сквозь щелочки.

Папа выходил в дверь, неся в руке фланелевую ковбойку, которую Сэм давно уже не носил. Также на цыпочках папа вышел в коридор.

Тишина. Затем входная дверь щелкнула, открылась и закрылась.

Сэм выскользнул из-под одеяла. Он осторожно прокрался к окну и выглянул наружу.

Отец садился в машину. Торопливо бросив в машину чемодан, он неожиданно оглянулся и посмотрел на окно Сэма.

Сэм поспешно пригнулся.

Еще через минуту взревел мотор, и машина унеслась в ночь.

— Помогиитее!..

Голос. Опять.

Я словно перенесся в прошлое. Прячусь под лестницей. Барт где-то поблизости. Потерял след.

У меня снова это чувство.

Головная боль. ЧУВСТВО…

Что-то внутри меня.

Толкает. Пытается выбраться.

УХОДИ. ЗДЕСЬ МАЛО МЕСТА.

(Проснись, Сэм. ПРОСНИСЬ.)

— ПОМОГИИИТЕЕЕ!

Голос как будто переместился в другое место. Он больше не за окном нижнего этажа.

Он снаружи.

Во тьме.

На улочках «Тюринг-Дугласа».

Я встаю. Я должен идти за ним.

Я должен узнать, кто это.

НЕТ.

Ноги дрожат. Они совсем как ватные.

Я хватаюсь за перила и неимоверным усилием воли добираюсь до верха.

Я не знаю, ПОЧЕМУ я должен следовать за голосом. Я не знаю, почему я не бегу отсюда на все четыре стороны, хотя следовало бы. (ПОТОМУ ЧТО ТЫ ГЛУПЕЦ!)

Чувство усиливается. Я едва передвигаю ноги.

— Помооогииите!

Голос выводит меня на узенькие улочки, окружающие меня корпуса разбухают и сжимаются, как темная медуза, а глаза, пронзая мрак, следят за мной, но я бегу по запутанному лабиринту улочек; я оказываюсь у ворот и вдруг иду по дороге к дому.

Но голос со мной. Я чувствую его.

ОБЕРНИСЬ ИЛИ ПОЖАЛЕЕШЬ!

Я понимаю, что ноги не двигаются. Они в капкане. Меня тащат. Я беспомощно парю, и тело мое меня не слушается.

— КТО ТЫ?

Я кричу, но каким-то образом слова остаются в голове, а я плыву над городом… над знакомыми местами…

И вот я перед своим домом. На дорожке.

Голос продолжает кричать, но изнутри меня.

— ПОМОООГИИИТЕ!

Он оглушает.

Это уже не просто звук.

Я его чувствую всем телом. Как если бы кто-то дергал за тугую струну, натянутую внутри меня от головы до пят.

Но я все иду. Потому что не в силах остановиться.

Я должен увидеть того, кто зовет меня. Голос, несомненно, связан с этим странным ощущением в голове. Если мне удастся узнать, кто кричит, может быть, прекратится и это чувство.

Я в доме. Мамы и папы не видно. Весь воздух пронизан этим криком: он в стенах, отчего все кругом вибрирует. И вскоре он уже и во мне, и уже я взываю о помощи — мой голос присоединяется к другому. И так я добираюсь до лестницы.

Крик доносится с этого этажа.

Из моей комнаты.

НЕТ — НЕ ХОДИ ТУДА!

Но я не могу сопротивляться. Сам голос управляет мной и заставляет меня двигаться — прямо к моей двери — и открывать ее.

Я пытаюсь воспротивиться, но это бесполезно. Это он — (Я?) продолжает звать, и у меня нет сил сопротивляться.

Я поворачиваю ручку двери. Она резко распахивается, ударяя со всего размаха об стену. Комната залита ярким белым светом. За моим столом сидит спиной ко мне незнакомец. Я в панике. Кто это? Он один? Это он взывает о помощи? Я не знаю. Но я ВИЖУ, что на нем моя фланелевая ковбойка, та самая, что унес папа. Сначала я думаю, что это Барт — он выследил отца, украл ключи и мою рубашку, проник в дом… Но нет, это не Барт. Это я могу сказать определенно. Это кто-то другой, кто-то знакомый, и я парю в воздухе, разбитый и измочаленный этим звуком (ПОМОООГИИИТЕ!), и