Уилл Селф - Кок'н'булл

— Там, как вы и говорили, ожог и рана. И честно говоря, я просто представить себе не могу, как они могли появиться.

Маргулис сел за белый стол и принялся что-то писать на листке поверх булловской карточки. Это успокоило Булла, чей взгляд все еще блуждал по оштукатуренной стене, больше, нежели все предыдущие действия Маргулиса. Именно так и должен вести себя настоящий доктор: пока пациент лежит как дурак раздетый, он сумным видом преспокойно пишет что — то ручкой.

Однако то, что писал сейчас Маргулис, наверняка заставило бы Булла усомниться в здравом уме Доброго Доктора. Ручка выводила узоры, делала ложные выпады, покрывая бумагу характерными закорючками докторского почерка. «Пизда, пизда, пизда, пизда, пизда…» — писал он. Прекрасные карие глаза его уставились невидящим взором в аквамариновый блеск репродукции Моне, неуклюже пришпиленной на стенку поверх кушетки.

— Ну-с, теперь, пожалуй, надо перевязать эту вашу рану или ожог. — Маргулис вышел из оцепенения и стал собирать по кабинету эластичный бинт, липкую ленту, валики, ножницы и бутылку дистиллированной воды. По мере того как Маргулис своими тонкими пальцами аккуратно обрабатывал влагалище, Буллу становилось все лучше и лучше.

Маргулис не был полностью уверен в том, что он [167] делал. Он хотел так закамуфлировать влагалище, чтобы Булл не догадался, что это такое на самом деле. Он смазал его дистиллированной водой, чтобы у Булла создалось впечатление, будто он ее продезинфицировал. Затем всю поверхность коленной впадины намазал вазелином; затем кусочками липкой ленты скрепил вместе половые губы и все туго забиновал.

Глядя на Булла, он, петля за петлей, с большим искусством накладывал бинт. После каждой петли он просил Булла пошевелить ногой и спрашивал, удобно ли ему. Булл чувствовал себя все более непринужденно, наслаждаясь той чудесной легкостью, которую ощущаешь, когда получаешь надлежащее лечение. Когда он, наконец, соскочил с кушетки и натянул штаны, то чувствовал себя почти нормально. Он навернул пару кругов по кабинету. Глубоко внутри ноги все еще что-то терлось и разлипапось, однако непосредственно поверхностные ощущения, которые так его ужасали, смягчились, стали приглушенными.

— Теперь послушайте меня, Джон. — Маргулис снова сел за стол и писал теперь что-то на рецептурном бланке. — Я сделал повязку, потому что доверять это сестрам что здесь, что в Уиттингтоне я не могу. Вот вам рецепт.

— А постельный режим, доктор? — Перспектива эта была для Булла весьма заманчива. Болезненное жжение в животе и звенящая с похмелья голова так мучали его, что желание принять горизонтальное положение затмило воздействие коварного влагалища.

— Нет, думаю, это необязательно. Я могу назначить вам короткий рабочий день, но в вашем случае движение даже полезно.

Как ни озадачен был Булл, доверял он Маргулису безоговорочно. И с чего бы ему не доверять? Откуда ему знать, что параллельная вселенная извращенного расчета уже возникла в сознании Маргулиса? Как он мог догадаться, что первоочередная задача Маргулиса была не позволить ему, Буллу, узнать о своем влагалище, пока он, Маргулис, не успел… им… что? Ага, так вот где загвоздка. Маргулис уже что-то задумал. Он «лечил» Булла с цинизмом, подобным тому, с которым фон Риббентроп сговаривался с Молотовым. Вспомнив о Гиппократе, Маргулис превратился в немую подпись под актом клятвопреступления.

Сжимая в пухлой руке рецепт, Булл стоял в аптеке. Перед ним за своей ежедневной дозой метадона стояли два наркота. Они отошли, но, остановившись у рекламной вертушки, принялись жадно всасывать сладковатую микстуру. В одном углу аптеки какой — то шизофреник спорил с затянутым в нейлон продавцом по поводу «девственности» пилочки для ногтей; в другом двое тощих подростков с бритыми, отливающими голубым головами, как у обладателей стригущего лишая, неприятно пощелкивая перебирали губную помаду на выставочном стенде.

Аптекарь вытолкнул из окошка баночку валиума на край прилавка и с легким недоумением уставился на Булла. Этот молодой человек не был похож на тех, кто нуждается в успокоительном. Он больше походил на эдакого рубаху-парня, из тех, что добродушны до тошноты, а поддав, затевают идиотские игры.

Булл взял таблетки, даже не удосужившись прочитать этикетку. Взял сдачу и рецепт. Заметив пришибленно-деревянное выражение на лице Булла, аптекарь почувствовал себя знахарем, способным при помощи приворотного зелья и снадобий изменять настроение людей на расстоянии. Что было недалеко от истины, ведь Булл понятия не имел, что такое диазепам. Он-то думал, что Маргулис выписал ему антибиотики.