Уилл Селф - Кок'н'булл

А вот какого мнения придерживался о себе Дэйв 2: «Мне крупно повезло, я — то, что называется, надеюсь, дамы простят мой французский — ебанько на всю голову. Да, и я счастлив быть ебанько. Вам интересно знать почему? Так я отвечу: потому что это привело меня к духовной жизни. К жизни духа. А почему ебанько? Да потому что, бывало, я напивался так, что обоссывался весь с ног до головы. Я был как невинное дитя. Абсолютно невинное. Ну чем не ебанько?»

И это еще цветочки. На самом деле, поведай я вам наиболее экстремальные эпизоды его алкоголического жития, вы, наверное, сказали бы, что, ограничься он обоссыванием собственной головы, это можно было бы расценить как вполне социально приемлемое поведение.

Потому как по сравнению с провалами памяти и, как следствие, потерей самоидентификации, которые пережил Дэйв 2, эскапады Дэна казались детскими шалостями.

Однажды у Дэйва 2 был такой продолжительный алкоголический провал, что за это время он успел записаться на службу в армию, пройти подготовку и был с позором уволен по причине чего? правильно — пьянства.

Если вам это кажется неправдоподобным, проведите вечер-другой в компании Дэйва 2 и его хроников, потому как они знают об алкоголизме и его проявлениях больше, чем целый институт экспертов, к тому же потравить байки — их любимое занятие. Они настолько болтливы, что вечер с ними тоскливее и нуднее, чем месяц на необитаемом острове с туристической группой до невозможности закомплексованных буржуазных француженок средних лет.

Но ни Дэн, ни Кэрол об этом не знали. Наоборот, с той самой минуты, когда он появился у них в доме на Мелроуз-менсьонз, оба были очарованы живостью и непосредственностью его характера; тем, как он разбивал вдребезги основы их представления о действительности как о континууме, который, по их убеждению, по консистенции не уступал самому лучшему по качеству бетону.

В семь вечера дверной звонок сделал «динь-дон». Дэйв 2 стоял в коридоре с распростертыми руками, отвисшей в широкой улыбке челюстью, копна соломенных волос расчесана на косой пробор так, что кончики челки касались воротника сверхпоношенной армейской куртки. Этот наряд был визитной карточкой Дэйва 2. Он называл его «моя униформа». Из разряда сегодня и ежедневно. Один отвисший карман был битком набит пачками Benson Hedges, другой обычно расходился по швам от книжки или нескольких книжек по саморегулированию или духовному развитию. Работы типа Почему я боюсь раскрыться? или Почему ты боишься раскрыться? или еще более прямолинейные Почему мы боимся?

И вот Дэйв 2, пригнувшись в прихожей под аккуратненьким бра, говорит Кэрол: «Дэйв, Дэйв Хоббз. Я пришел к… Дэну?» Он произнес имя, как будто не был до конца уверен, туда ли он попал, и его желтоватые глаза бросили на Кэрол как будто бы призывный взгляд. Как будто бы, потому что это был трюк, иллюзия. Дэйв 2 был, как минимум, на голову выше Кэрол, но постоянные упражнения в самоуничижении и полнейшем смирении развили в нем способность изменять собственный рост по желанию.

Дэйв 2, в свою очередь, видел перед собой худощавую молодую блондиночку, прямые волосы стянуты в хвост за лишенными мочек ушами. У нее была безупречная кожа с каким-то, правда, восковым налетом; талия как-то аномально выгнута, словно Кэрол представляла собой карточный стол, который вертикально складывают и ставят в чулан. Об этой встрече и первых впечатлениях Дэйв 2 позднее рассказывал: «Было очевидно, что она нуждается в помощи, что она дошла до личного Ватерлоо… она вся была какая-то блеклая, выжата как лимон, так ведь?» И тут он поворачивался к Кэрол, которая сидела возле него на одном из поставленных в кружок стульев, сияя белоснежной сорочкой, и она улыбалась всем в знак согласия.

Но когда она открыла ему дверь, до этого еще было несколько недель и предстояло еще несколько групповых занятий. А пока она пригласила его войти. Дэн куда-то свалил, чтобы приготовиться к встрече. Он до сих пор не избавился от подростковой неуклюжести, заставляющей робеть перед каждым новым знакомством. Дэйв 2, уютно пристроившись на кухне с чашкой растворимого кофе и сигареткой, вещал: «Он чудовищно молод, но уже хлебнул свое, Кэрол, дорогуша, это может стать для него поворотным моментом».

Дэйв 2 наклонился над кухонным столом и деликатно взял запястье Кэрол большим и указательным пальцами огромной, покрытой веснушками ручищи. Это был характерный для Дэйва 2 жест, и его, как обычно, сопровождал особый, еще более задушевный тон. Понизив бархатистый, проникновенный голос, он сказал: «Ты как будто вся не в себе, дорогая. Неудивительно, несладко тебе пришлось — жить с таким человеком».